Неофит | страница 14
Дайте ему силу и мощь, мудрость и понимание, чтобы он был выше тех, кто смеется над ним. Пусть он продолжит мое дело, когда меня не станет, как сделала это я, когда вы призвали мою мать, Клару, в свое вечное царство. Защитите его от тех, кто хочет уничтожить его, чтобы он уничтожил их, когда вырастет и отомстит за нас тем охотникам на ведьм, чьи предки жгли и пытали наших предков. Пусть деревня Хоуп снова станет такой, как была когда-то.
Она вспотела от огромного напряжения. Лес стоял темный, в небе грохотало, оно освещалось внезапными вспышками молнии. Лил дождь; вода, стекающая с листвы дуба, промочила ее одежду, которая прилипла к ее исхудавшему, костлявому телу. Но Хильда не замечала холода и сырости.
Пусть душа Артура будет вечно бродить в темноте, он предал нас. Но защитите Джоби, ибо он - мессия, который был мне обещан, он - цель моей жизни. Возьмите меня, если это нужно для его спасения.
Прямо у нее над головой раздался грохот, разверзлись облака, и из них к земле полетел зигзагообразный язык пламени, избравший именно это дерево из тысяч других. Дуб был уничтожен. Простоявшее почти два века, дерево сгорело за секунду, вечнозеленые листья почернели и опали, ствол раскололся, но остался стоять. Обуглившийся храм огня, которому суждено было погибнуть этой ночью, что и свершилось.
Одежда Хильды Тэррэт сгорела, обнажив труп, кремированный Старейшими. Отвратительные останки, никчемная оболочка. Она предложила свою жизнь, самую высокую жертву, и жертва этак была ими принята.
Глава 1
Парень не по возрасту легко и ловко орудовал садовым ножом, движения его были точные и слаженные. Он надрезал крепкие побеги боярышника, срезал их совсем чуть-чуть, затем сгибал и переплетал с живой изгородью. Это было древнее искусство посадки живой изгороди, которое начало быстро исчезать с появлением механических инструментов, после которых целые мили изгородей принимают уродливый вид. Это обезображивание деревень не коснулось только таких отдаленных мест, как Хоуп.
На парне были потертые джинсы и майка, открывавшая взорам зрителей кучке деревенских ребятишек - его загорелое тело. Парень был высокий, со светлыми взъерошенными волосами. Его тело работало, словно хорошо налаженная машина - усталости не ощущалось даже под конец дня, когда октябрьское солнце пыталось незаметно соскользнуть за далекую гряду гор, как будто ощущая неловкость за то, что приходится завершать такой превосходный день. Его слабеющие золотые лучи сверкнули на лезвии ножа, отразились на красивом лице садовника, подрезающего изгородь. Поразительный профиль, но нельзя не заметить печаль, почти не сходящую с его лица; голубые глаза его были устремлены на следующую ветку боярышника. Он надрезал и переплетал ветки, снова резал. Лишь однажды он обернулся и посмотрел на детей. Этот мимолетный взгляд заставил их отступить на шаг назад.