Что касается крепостного права, то в идеале царь был не против него. «Русские крестьяне, — писал он, — большей частью принадлежат помещикам. Считаю излишним доказывать унижение и бедствие такого состояния» (21,60). Зная это, проекты об освобождении крестьян подготовили М. М. Сперанский, Н. С. Мордвинов, М. Ф. Орлов и М. А. Дмитриев-Мамонов. По заданию самодержца проекты по освобождению крестьян разработали «преданный без лести» Аракчеев и один из руководителей Союза благоденствия Н. И. Тургенев. Поэтому Александр очень снисходительно отнёсся к стихотворению Пушкина «Деревня». Узнав о нём, он поручил князю И. В Васильчикову достать эти стихи, что Илларион Васильевич и сделал с помощью своего адъютанта Чаадаева. Ознакомившись с творением молодого поэта, царь велел «благодарить Пушкина за добрые чувства», которые внушаются стихотворением.
Оценка для вчерашнего лицеиста весьма лестная, но Пушкин, человек крайностей в своём неприятии царя (как человека и государя), дошёл до решения о его физическом устранении, о чём и поведал позднее в письме Александру: «Мне было 20 лет. Необдуманные отзывы, сатирические стихи… Разнёсся слух, будто я был отвезён в тайную канцелярию и высечен. До меня до последнего дошёл этот слух, который стал общим. Я увидел себя опозоренным перед светом. На меня нашло отчаяние, я метался в стороны, мне было 20 лет. Я раздумывал: не следует ли мне прибегнуть к самоубийству или умертвить (ваше величество). В первом случае я только бы подтвердил разнёсшуюся молву, которая меня бесчестила; во втором — я бы не мстил за себя, потому что прямой обиды не было, а совершил бы только преступление и пожертвовал бы общественному мнению, которое презирал, человеком, внушавшим мне уважение против моей воли. Таковы были мои размышления. Я сообщил их другу, который был совершенно моего мнения. Он мне советовал попытаться оправдать себя перед властью, а я чувствовал бесполезность этого. Я решил высказывать столько негодования и наглости в своих речах и своих сочинениях, чтобы наконец власть вынуждена была обращаться со мною, как с преступником. Я жаждал Сибири или крепости, как восстановления чести» (10, 791–792).
Это пламенное признание (лето 1825 года) не было отослано по назначению — поэт вовремя одумался: за злоумышление на жизнь императора (даже уже в прошлом) получил бы желаемые ранее и крепость, и Сибирь. Пронесло. Судьба оберегла поэта.
Изгнание. Такие стихотворения, как «Сказки», «Кинжал», «Вольность», распространялись в рукописном виде друзьями и почитателями поэта. «Не было живого человека, который не знал бы его стихов», — говорил по этому поводу И. И. Пущин.
