На него набегал Ахмед с поднятой вверх саблей – татарин решил рассчитаться с обидчиком, его лицо было искажено лютой ненавистью. Так ведут себя люди, что решили умереть, но убить врага.
За спиной хозяина показались верховые, которых можно было бы принять за крымчаков на отдалении – в халатах и шапках. Вот только вблизи хорошо различались вислые усы на чисто славянских лицах. Юрий успел заметить семерых спасителей – но времени на получение от них помощи уже не оставалось – Ахмед был в нескольких метрах.
Требовалось спасаться самому, благо одна рука оказалась развязанной, а пастух отлетел в сторону, к тому же он был без сабли. Юрий рванул в верх жерди, напрягая все силы – и выставил преграду из большой «рогатки», с отчаянием чувствуя, что долго ее не удержит.
– Шайтан!
Ахмед рубанул от души, а Юрий чуть отшатнулся насколько смог. Это его и спасло – сталь буквально в сантиметре прошла поперек груди. Жерди упали – он их не только не удержал, но и свалился на землю. Татарин занес над ним клинок, но тут раздался выстрел и Ахмед пошатнулся, затем у него подогнулись ноги и он, выронив саблю, упал к ногам парня. А тот как завороженный посмотрел в глаза умирающего – они притягивали, но порождали в душе ярость, ведь этого мига Галицкий ждал почти три месяца.
– Гайда!
Пожилой казак с морщинистым лицом, оселедец у него был совсем седым, рубанул замешкавшегося пастуха – тот прикрылся рукой и острая сталь ее отсекла в один миг. Татарин дико заорал, и этот крик вывел Юрия из оцепенения, он мгновенно осознал, что нельзя упускать ни минуты, любое промедление приведет к тому, что спасители могут стать его собственными лютыми палачами.
«Надо немедленно убить татарок, бабы могут рассказать о моем чуть не свершившимся отступничестве. И еще зарезать щенка – валах сдаст меня казакам так же легко, как донес татарину!»
Каких либо сомнений не оставалось – схватив саблю Ахмеда, Юрий разрезал ремешки на запястье, затем освободил ноги. И как был голый, перепачканный кровью, ринулся в юрту гарема. В голову плеснула волна ярости, ми Галицкий проревел:
– Убью, суки!
Запах крови пробудил в душе дикие чувства, о которых он раньше и не знал. В них было перемешано все – пережитый кошмар ожидаемых пыток, ненависть, ярость, страх перед казнью за отступничество, бешенство – Галицкий в эту секунду и сам бы не смог описать, что у него творилось в груди и голове. В потемках Юрий увидел старшую ханум, в ее широко раскрытых глазах плескался дикий ужас. Женщина закричала:
