). Его личная обсессия достигла своего телоса, превратившись во всеобщую социальную обсессию. «В то время как собиратель сокровищ есть лишь помешанный капиталист, капиталист есть рациональный собиратель сокровищ» [Маркс 1988: 165]. За фигурой собирателя сокровищ следует или же идет с ней рука об руку фигура ростовщика, который приумножает свое богатство при помощи той минимальной формы обращения, которую представляет собой ссуда под проценты, то есть прибыль в виде выжимания средств из должника. Отсюда следующий шаг к инвестированию, которое социализирует аскезу, другими словами, принуждает к ней других так, что обирает рабочую силу, то есть предписывает самоотречение другому, чтобы с его помощью выторговать прибавочную стоимость для увеличения своего сокровища. И в конце концов, на последней ступени данного прогресса, воздержание переходит в свою противоположность, оно должно стать потребностью в трате: чем больше расходования, тем больше прибыли, и тут вдруг возникает проблема, каким образом эксплуатируемых рабочих как можно лучше и эффективнее подготовить к тому, чтобы они как можно больше тратили. Универсальное наслаждение совпадает с универсальным воздержанием.
Вторая вариация: Испражнения и любовь
Зайдем теперь с другой стороны. Какой природы избыточный объект? Из чего он? Что является его материальной субстанцией, что представляет собой этот объект накопления, собирания и бережливости? В известном тексте «Характер и анальная эротика» (1908) Фрейд предлагает нам простой ответ: тайна самого драгоценного объекта – это кал, испражнения.
Как мы к этому приходим? Редакторское примечание указывает, что «основная мысль этого сочинения <…> сегодня настолько знакома, что мы едва ли можем представить себе удивление и разочарование, которые оно вызвало при своем выходе в свет» [Freud 1973: 24]. Вещь стала доксой, общепринятым мнением, попала в разряд крылатых фраз, и сам Фрейд многократно возвращался к этой основной идее. Откуда же связь между богатством и испражнениями, которая привела первоначально к такому огорчению? Какова ее дедукция, каков логический вывод? Поразительно, но в самом начале Фрейд простодушно заявляет, что не знает, как это объяснить: «Сейчас я не сумею сказать, в связи с какого рода отдельными поводами у меня возникало это впечатление, могу, однако, заверить, что в его развитии не играли никакой роли предвзятые ожидания, исходящие из теоретических соображений» [Фрейд 2013]. Фрейд не помнит, как он пришел к этой мысли, забыл – какой невероятный промах, какой великолепный пример для его «Психопатологии обыденной жизни»!
