Однако, с другой стороны, здесь мы оказываемся в ловушке морализма, в дискурсе моралистического негодования – путь, на который по отношению к потреблению встает часть левых и правых консерваторов. Возмущение тем больше, чем больше бессилие. Призывы против потребительства всегда заключают в себе моралистическую ноту: будто бы люди чересчур наслаждаются и что было бы необходимо этот паводок наслаждения предотвратить и обратить к истинным ценностям и добродетелям. Этот тип дискурса имеет долгую христианскую родословную, и мы до сих пор не можем стряхнуть с себя свежие воспоминания о ее тоталитарных полутонах, которые вышли на поверхность в ХХ веке (когда, например, фашистская пропаганда постоянно легитимировала себя призывами к ограничению наплыва перверсивных современных удовольствий и транжирства; отсюда же призыв к авторитету). Вероятно, вещь не будет столь сильно отличаться по сути, если мы скажем, что проблема не в том, что люди получают слишком много удовольствия, а в том, что они чересчур скупятся, – позиция, с которой мы об этом заявляем, все еще может быть проявлением морализма.
Альтернативы, которые при этом открываются, заключают в себе ловушки. Одну из них олицетворяет собой, скажем, Жорж Батай, большой критик скупой природы современного буржуазного общества, с его попыткой противопоставить ей жест dépense (расходование), жест избытка, неэкономной и безрезервной растраты за рамками какой-либо бережливости, отрицание самой экономии, жест, который так восхищал его в домодерных обществах, – и таким образом dépense всегда выступает как ностальгический объект, безвозвратно утерянный (если он вообще когда-либо существовал) при развитии капитализма. Альтернативой не может быть возвращение к домодерным формам (о чем Батай, конечно же, хорошо знал), но и попытки повторного изобретения этого избыточного жеста внутри современных художественных практик быстро приводят к тому, что они выступают в виде постмодерного ремейка, в виде цитаты, и без проблем включаются в экономику модерности (и ее «общество спектакля»). С другой стороны, позиция «постмодерного гедонизма», не перестающая оплакивать великие истории и изводить себя критикой капитализма, предпочитает изучать «конструкции символических идентичностей» и различные потребительские стратегии и практики без какого-либо огорчения, скорее с имплицитными и эксплицитными рекомендациями получать наслаждение от того, что имеется у нас в распоряжении; или же, как и во всей гедонистической традиции, с призывом к «изучению» новых путей получения удовольствия в ризоматической разветвленности новых условий
