В какой-то момент мелькание конных лучников нарушилось, они раздались в стороны, и от леса начал разбег клин тяжеловооруженных кавалеристов. По истоптанному грязному полю идти было неудобно, но лавина неумолимо надвигалась. Залпы каре и пушек стали еще чаще, хотя недавно это казалось невозможно. Впервые начали обстрел через головы своих товарищей гаубицы. Снаряд пролетал по крутой дуге, рвался в воздухе над всадниками, разбрасывая облако визжащих осколков и маленьких металлических шариков. Десятки человек и животных моментально были выведены из строя. Это не ядро, способное выбить двух-трех сразу. И не картечь, поражающая только ближние ряды. Взрывающиеся в воздухе снаряды убивали толпу на всю глубину.
Сотни железных обрезков рвали тела и пробивали головы сразу с немалым разбросом, поскольку падали сверху. Кричали смертельно раненные люди, ржали лошади, и уцелевшие невольно стали отходить, провожаемые злорадными воплями легионеров и очередными выстрелами гаубиц. Когда до каре оставались считаные десятки метров, из него полетело множество гранат навстречу атакующим, добавив потерь и сумятицы.
И все ж пара сотен врагов добралась до строя и врезалась в него, мгновенно увязнув в плотном строю. Большинство имеющих длинные пики полегли по пути к выбранному для уничтожения отряду, а мечи и булавы мало помогали в свалке, когда со всех сторон набрасываются со штыками, норовя вспороть брюхо не только тебе, но и коню. Соседние подразделения, не обращая внимания на продолжающийся обстрел, выдвинулись вперед на флангах, отсекая помощь. И противник не выдержал, начал выходить из боя. Сначала мелкими группами, затем отход стал всеобщим.
– Кто здесь старший? – спросила Копуша, подлетев к месту побоища и с ужасом осматриваясь.
Такого ей до сих пор видеть не доводилось. Все вокруг было завалено трупами людей и лошадей. В месте удара по каре они громоздились настоящим холмом, причем многие еще шевелились и стонали. Легионеры деловито добивали чужаков и оттаскивали своих в сторону. Вид у всех без исключения был измученный, многие в свежих повязках, да и осталось от пяти сотен, на первый взгляд, не больше половины.
– Наверное, я, – сказал молодой еще симпатичный парень с нашивкой пятидесятника, когда в третий раз Копуша заорала. – Все старшие погибли.
– Легат приказала отходить к вилле, – сказала она, показав рукой.
Он как-то странно булькнул, и, когда Копуша обернулась, из шеи у командира торчала стрела, прошедшая насквозь. Брызгая кровью разорванной вены, он осел. В таких случаях уже ничем не помочь. Мгновение она беспомощно смотрела, затем привстала в стременах и срывающимся голосом закричала:
