Этого она не поняла, но для остальных тайны не составляло.
– Даже так? – без всякого удивления переспросила Малха и принялась со скоростью хорошего лучника выдавать команды.
Командиры по мере поступления приказов срывались с мест, уносясь к своим людям. Кому требовалось гнать людей в разведку, кому подтягивать растянувшуюся на марше колонну.
– Что смотришь? – спросила Малха, когда они остались одни, не считая ее вечного первого помощника Францеса.
Прямоугольник на плече у него говорил о звании пятисотника, фактически он заправлял штабом, контролируя работу всех служб и подразделений легиона. Конечно, рядом торчала парочка других вестовых, ровесников Копуши, но они не в счет. Обычно их не только не стеснялись, но и прямо говорили достаточно сомнительные вещи. С одной стороны, вечная проверка для тех, кто не способен держать язык на привязи. С другой, она не сомневалась, это своего рода обучение, и кто достаточно сообразителен, чтоб сделать выводы, со временем сделает карьеру. Нечто такое крутил и ее отец со своей охранной сотней. Воспитание на практике с опытом службы.
– Глупо выйдет, если там действительно мелкая группа, – сказала Копуша.
– Глупо выйдет, если мы не предпримем меры на случай засады. А твое дело доложить и ждать дальнейших распоряжений. Видишь? – показала на остатки не так давно неизвестно кем сожженной виллы.
– Да.
– Езжай и посмотри, как там с водой.
Копуша в легком недоумении, зачем такое нужно.
– Исполняю!
– Жеребца трофейного оставь, – со смехом сказал Францес. – Никто не украдет.
Когда-то это был великолепный особняк в центре немалого размера плантации. Чтоб сообразить, не требовалось спрашивать документы на землю. Достаточно посмотреть на размер виллы и хозяйственных построек. Теперь здания вокруг опустели и смотрели распахнутыми дверями, а внутри полусгоревшего дома с провалившейся крышей до сих пор несло гарью, несмотря на сырость. Закопченные фрески, грязный мозаичный пол со следами неведомых гостей, норовящих унести нечто ценное. И все ж видно, насколько богато жили, по остаткам обстановки.
Она только заглянула внутрь для очистки совести. Если кто и бывает здесь, то уж точно не толпы разбойников, а из ближайших деревень заглядывают. Восставшие рабы много чего творили малоприятного в поместьях, и трудно их за это упрекнуть, но мелких арендаторов по соседству редко трогали, разве кто под горячую руку попался или кидался на защиту хозяев. Просто оставшимся в поселках нечего было искать здесь. Все ценное и полезное уже сломали и утащили вплоть до горстки оливок. Осталась лишь статуя богини Ашторет. Она босая, с браслетами на ногах и руках и с сосудом священной воды для ритуального омовения. Мастерски сделаны глаза из белого камня с обсидиановыми зрачками. Казалось, всегда смотрит на тебя, где б не находился во дворе. Обычный мрамор и тяжесть немалая. Потому не украли и не разбили. Копуша перед чужими богами почтения не испытывала и не боялась. Привычно сделала отрицающий жест в сторону идола, но сейчас не до наведения порядка.
