— О-о-о… — протянула вдруг московская красавица Ксения. — Я вспомнила… Это же твоя подруга недавно с крыши упала?
Я немедленно ощетинилась и хотела ответить, что это не их дело, но внезапно увидела на лицах, обращённых ко мне, сочувствие и жалость, и удержала резкие слова, готовые сорваться с языка.
— Такой ужас, — тихо сказала Ксения. — Сестра твоей подруги с нами учится. Мы все были в шоке.
— Как жаль! Такая молоденькая! — сказала Анна.
— Бедная, бедная, — сказала Людмила.
Я почувствовала, что ещё немного — и выступят слёзы.
— Ей бы ещё жить и жить, — сказала Ангелина и шмыгнула носом.
Прозвучало фальшиво.
— Вообще-то, Женя ещё жива, — сказала я, высвободила руку, развернулась и пошла за ещё одним меню.
Позади раздались укоризненные возгласы и шиканье — Ангелине пеняли на недостаток такта.
Какая-то эта Геля неприятная, думалось мне. И, кстати, я заметила на ней магическую вуаль. Да такую мощную, что если бы эта вуаль была макияжем, то получилось бы похоже на театральный грим — нарочито яркий и грубый. Не то чтобы я могла осуждать Ангелину за использование магических сил для украшения наружности, я и сама сегодня, торопясь на работу, привела в порядок волосы с помощью магии. Но всё же такое интенсивное наложение волшбы на внешность невольно показалось мне вульгарным. Тут же я вспомнила мамин рассказ о том, как она в юности была вынуждена использовать такие же уловки, и устыдилась своей тёмной стороны.
Аппетит у пятёрки был хороший, несколько раз я курсировала туда-сюда и заставила тарелками весь стол. К этому времени зашло ещё несколько посетителей, и освободилась я не скоро.
Когда я, наконец, вернулась на своё место, то увидела, что страницы учебника пусты. Раньше текст был бледным, а теперь и вовсе исчез, будто его корова языком слизнула.
— Ну-ну, будет капризничать… — укоризненно сказала я и положила ладони на раскрытые листы.
Под ладонями зажгло.
Я отдёрнула руки и с изумлением увидела, что там, где я прикасалась к бумаге, проступили маленькие огненные буковки. Сначала буковки носились по пустой поверхности хаотически, напоминая потревоженных муравьёв, но потом замедлились, сгруппировались и выстроились в слова.
«Fuge, tace, late» — многократно повторялось на странице.
Беги, умолкни, затаись…
«Беги, беги, беги, беги, беги…», — кричали мне огненные червячки, корчившиеся от собственного жара.
Бумага начала тлеть, я поспешно захлопнула учебник.
Сбрендил совсем мой старичок, грустно подумала я. А ведь сперва казалось, что прослужит ещё не один десяток лет… Не надо было оставлять его открытым на солнце. Наверное, перегрелся. Ну, ничего, может отдохнёт и ещё придёт в норму.
