Поначалу буквы были бледными, местами даже совсем исчезали. Но я пошептала учебнику ласковые слова, погладила по потрёпанной обложке, осторожно расправила заломленные уголки страниц и устроила книгу так, чтобы раскрытые страницы смогли погреться в утренних лучах. Постепенно от поглаживаний и воркований мой старикашечка оттаял, взбодрился и даже помог с объяснениями в одном сложном правиле. Красивый старинный шрифт стал чётче, а на пустых доселе страницах обнаружились недурные гравюрки.
Вот и славно, мастерство не пропьёшь, довольно подумала я, поглаживая хрупкие листы. Впервые за последнее время я почувствовала что-то вроде спокойствия.
Сердечная боль нерешительно качнулась и сделала шаг назад.
Тонко прозвенел колокольчик. Какая-то ранняя пташка уже впорхнула в наше заведение в поисках кофеина и хорошего настроения.
Раньше, принимая заказ у посетителя, я, в отличие от своих коллег, никогда ничего не записывала. Это была моя личная фишка, невинное хвастовство идеальной памятью. После несчастья вдруг обнаружилось, что слова перестали послушно укладываться в аккуратные стопочки, а вместо этого разбредались в разные стороны, как стадо непокорных коз. Пришлось завести блокнот, такой же, как у остальных официанток.
В этот день мне впервые захотелось вновь испытать свою память.
Не доставая блокнота, я подошла к посетителю, занявшему место у окна.
Блондин в голубом пуловере, повесив джинсовую куртку на вешалку и пристроив объёмистый рюкзак на соседнем стуле, изучал меню.
— Доброе утро, — поздоровалась я. — Может быть, сразу кофе? Сегодня у нас до десяти утра…
Он поднял голову, и я запнулась.
Это был тот самый Мартин из нашего института. Прибалтийская звезда, о которой ходило столько невероятных слухов.
Голубоглазый, золотоволосый, потрясающий.
— Привет! Действительно, давайте сразу кофе. — Улыбаясь, он спросил — с этим своим невероятным акцентом: — И что мне будет за то, что я пришёл раньше всех?
— Двадцатипроцентная скидка на эспрессо и капучино. До десяти утра, — несколько скованно ответила я.
Дружелюбный, но пристальный взгляд голубых глаз слегка смущал меня. К тому же вдруг вспомнились Женькины предупреждения.
Но не могла же я отказать посетителю в обслуживании из-за мутных слухов — мол, ходят тут всякие, а потом Тургеневы из могил пропадают.
— Пусть будет капучино, сто лет не пил, и кружка пусть будет огромной, — продолжил Мартин, по-прежнему улыбаясь. — У вас есть огромные кружки?
