Видимо, он ничего не знал о зачарованном объективе и о том, что с такой камерой и болотная жаба выйдет на фото царевной. На дисплее я наблюдала совершенно незнакомую девушку, более взрослую, более красивую и более уверенную в себе, чем та, кем я была на самом деле.
Особенно должна была помочь моей карьере фотосессия в обнажённом виде. Лёха усиленно внедрял эту мысль в моё сознание. Надо же было определить, подойду ли я для демонстрации моделей нижнего белья.
Лёха был уверен, что подойду, но проверить всё же было надо.
Я в свою очередь уверяла Лёху, что проверять не надо, и так понятно, что не подойду.
Наши препирательства были так забавны, что я устала смеяться.
Никто не смешил меня так, как этот маленький фотограф. Разве что отец. Я скучала по дому, и, видимо, в этом заключалась причина того, что я смотрела на остроумного Лёху более благосклонным взглядом, нежели на остальных. По крайней мере, с ним было не скучно.
В отличие от своих оленегорских подружек, я в свои семнадцать всё ещё не продвинулась дальше поцелуев и подросткового петтинга, но благодаря Интернету прекрасно представляла себе процесс более близкого знакомства. Никакого страха или стеснения я не испытывала, просто хотелось начать с тем, кто не был бы мне безразличен.
И вот, когда мне попался вроде бы приятный малый, я затюкала его Эрмитажем, бумерангами и прочими заумными штучками, причём до такой степени, что он сбежал.
Да, и кажется, один раз в подтверждение своих мыслей я процитировала Бродского.
Молодец, Даня! Может, именно Бродский Лёху и добил?
Мне очень хотелось поделиться своими сомнениями с более опытными в этом плане подругами. Несколько раз я принималась писать сообщение Оле и Марине, но на экране монитора слова превращались в невнятный косноязычный лепет. Слава большого писателя мне явно не грозила.
Затевать телефонный разговор на такую тему мне тоже показалось неловким.
Несколько дней я то и дело возвращалась в мыслях к этому вопросу, пока как-то вечером неожиданно не услышала голос в голове:
— Тут и думать нечего.
Я вздрогнула, не сразу сообразив, что слышу анималингву Снежинки, которая валялась на диване кверху пузом и увлечённо ловила невидимую миру муху.
Снежинке недавно исполнилось пять лет, и как взрослый фамильяр она теперь могла подключаться к всемирной телепатической сети фамильяров — Катнету. Совокупная житейская мудрость фамильяров была беспредельна. Иметь фамильяра для ведьмы было то же самое, что иметь личную поисковую систему вроде Гугла, с поправкой на то, что это был Гугл, кровно заинтересованный в счастье и благополучии именно этой ведьмы.
