Наконец он шагнул ко мне, обнял ладонями лицо. Я не сопротивлялась. Просто стояла молча и тихо. Он посмотрел в глаза, и я их не отвела. Жалость — не самое приятное, что может увидеть мужчина во взгляде женщины, но иного у меня для него не осталось.
Стиснув зубы, инкуб крепко меня обнял. Прижал к себе так, что рёбра затрещали.
— Я люблю тебя, Таша…
— Наверное, — равнодушно отозвалась на признание.
— Это для тебя ничего не значит?
— Почему же? Я уже сказала — мне тебя бесконечно жаль.
— Ты не понимаешь! — попытался он достучаться. — Я всё для тебя сделаю!
— Тогда отпусти нас, — тихо сказала, понимая, что это уже не в силах инкуба, но всё ещё надеясь на чудо.
— Не могу, — прижимаясь губами к волосам, прошептал он… — Таша…
Отстранившись, Ирвин ласково погладил по щеке, а потом поцеловал. Он остервенело и нежно ласкал мои губы, гладил лицо, плечи, спину. Я стояла, не отвечая, но и не противясь произволу. Жалость вытеснила всё. Раньше хотя бы тело реагировало на близость инкуба, теперь — ничего. Перегорело. Мне даже неприятно не было. Когда ешь, еда ведь тоже касается губ! Одежда льнёт к спине, а мыльная пена к лицу… И что с того? Просто бесконечно жаль.
— Проводи меня к друзьям. Я должна убедиться, что они живы, — проговорила, когда, оборвав поцелуй, инкуб с надеждой посмотрел мне в глаза.
Отпустил. Крепкие руки бессильно упали.
— Таша…
— Можешь ничего не говорить. Я чувствую твою боль, — указав на Нашкар, тихо вздохнула. — Прости. Мне действительно жаль.
— Но ты…
— Проводи меня, — тихо повторила.
— Почему?! — прошептал он почти беззвучно.
— Не знаю, — пожав плечами, я грустно улыбнулась. — Так вышло. Силой можно принудить что-то сделать или не делать, но любить заставить нельзя.
— Но ты хотя бы попытайся. У нас будет время привыкнуть друг к другу, узнать, научиться ценить…
— У нас — да. А у них? Замок их убьёт.
— Я этого не допущу, — отрицательно покачал он головой. — На меня действие замка не распространяется, его строил мой кровный предок. Мне хватит сил, чтобы они выжили до тех пор, пока…
— Уже легче… — я едва не разревелась от облегчения.
С души упал даже не камень — средних размеров газовый гигант. Сразу дышать легче стало. Ох ты ж, лопух дырявый, как меня накрыло-то! Мысль, что Алька, друзья и Хартад обречены, буквально придавила к земле. Мир будто обесцветился, стал серым и бессмысленным. А теперь… Правду говорят: чтобы сделать человека счастливым, сделай ему плохо, а после верни, как было. Ситуация жуткая, но сказать «хуже некуда» уже не скажу. Никогда! После безнадёжности последнего часа я готова почти вопить от радости!
