Однажды он со своим полком был вызван в Петербург и получил приказ сдать командование подполковнику под тем предлогом, будто «он хотел устроить в Империи революцию». Три дня спустя Павел «самым трогательным образом» выразил ему свое сожаление и вернул полк. И так без конца: запретил Ришельё приезжать в Петербург на Пасху, прислал ему католического священника… Всё это сильно действовало на нервы, и на этой почве Арман расхворался. «Вы знаете, что со мной случилось; после публичного и незаслуженного оскорбления я уже не мог остаться; поэтому я сначала написал Е[го] В[еличеству], прося предоставить мне отпуск, а тем временем, дабы избежать путешествия в Курляндию, куда полк под моим командованием получил приказ выступить, слегка усугубил состояние моего здоровья, которое и так нехорошо, — писал он Разумовскому 2 (14) марта[19] 1797 года. — Под этим предлогом я ожидаю ответа, который должен получить в течение десяти-двенадцати дней». У него не осталось сомнений, что императорские придирки — следствие интриг злопыхателей, ведь он единственный из французов впал в такую немилость, хотя вел себя совершенно безупречно. Теперь он жаждет лишь одной милости: быть «уволен» (написано по-русски) и срочно выехать через Вену в Швейцарию, чтобы уладить свои денежные дела.
В это время Французская республика старалась последовательно разрушить сложившуюся против нее коалицию, поручив ведение войны талантливому молодому полководцу Наполеону Бонапарту. Сначала от коалиции отпала Сардиния (28 апреля 1796 года), потом Австрия (17 апреля 1797-го), и только Англия, не участвовавшая в активных боевых действиях, еще держалась. В июле 1797-го корпус Конде в полном составе перешел на службу российскому императору и облачился в русские мундиры. Павел предложил Людовику XVIII с братом приехать в Митаву (ныне Елгава в Латвии).
Зимой 1797/98 года Ришельё нередко приглашали на придворные обеды; чаще всего приглашения исходили от императрицы Марии Федоровны, урожденной Софии Доротеи Августы Луизы принцессы Вюртембергской. Она же принимала Армана в своей летней резиденции Павловске. Императрица мало интересовалась государственными делами, зато вела большую благотворительную деятельность и попечительствовала образовательным заведениям. Ришельё проникся к Марии Федоровне величайшим уважением и разделял ее политические взгляды: она была резко настроена против Бонапарта. Супруг же ее продолжал вести себя по-прежнему: то был милостив и жаловал ордена, то гневлив и грозил всякими карами.
