Байрон объединит эти разные истории в одну:
«Владимиром» по случаю сему
Украсили отважного Жуана,
Но он не им гордился, а скорей
Спасеньем бедной пленницы своей.
И в Петербург турчаночка Лейла
Поехала с Жуаном. Без жилья
Ее одну нельзя оставить было.
Все близкие ее и все друзья
Погибли при осаде Измаила,
Как Гектора печальная семья.
Жуан поклялся бедное созданье
Оберегать — и сдержит обещанье.
«Век не увижу такого дела. Волосы дыбом становятся, — писал жене М. И. Кутузов, командовавший одной из колонн. — Вчерашний день до вечера был я очень весел, видя себя живого и такой страшный город в наших руках. Ввечеру приехал домой, как в пустыню… Кого в лагере ни спрошу, либо умер, либо умирает. Сердце у меня облилось кровью, и залился слезами. К тому же столько хлопот, что за ранеными посмотреть не могу; надобно в порядок привести город[9], в котором однех турецких тел больше 15 тысяч… Корпуса собрать не могу, живых офицеров почти не осталось».
«На улицах валяются тридцать восемь тысяч трупов всех возрастов и обоего пола, изуродованных, окровавленных, сваленных друг на друга или утопающих в грязи, которая стала красной, смешавшись с кровью, — отмечал Ланжерон. — Только представьте себе восемь тысяч обнаженных невольников, влачимых по телам своих соотечественников или привязанных за волосы к оружию своих победителей, — такое ужасное зрелище являл собой сей несчастный город».
После боя граф Суворов позволил наголодавшимся нижним чинам три дня грабить крепость, так что иные «червонцы шапками к маркитантам носили», и не было такого солдата, который «не напялил бы на себя мужского или женского турецкого платья». Захваченных пленных в последующие дни перегнали в Бендеры, причем казаки безжалостно приканчивали тех, кто не имел сил идти и задерживал продвижение других.
Турецкий султан казнил гонцов, принесших известие о падении Измаила. Англия, Пруссия и Голландия были в растерянности. Венгры предложили императору Леопольду войско в 80 тысяч солдат, лишь бы тот продолжил войну с Портой и добился мира на более выгодных условиях. Однако союзники султана заверили его, что, если Россия не заключит мир с сохранением статус-кво, ей придется иметь дело с британским флотом и прусской армией. Начались трудные переговоры…
Арман и Шарль де Линь вернулись в Вену. Они везли с собой дюжину турецких музыкантов, верзилу-гайдука, названного Измаилом в память о штурме, который должен был заботиться об усыновленном де Линем турчонке, а также оружие и лошадей — подарки от Суворова. Едва приехав, Арман узнал о смерти отца 14 февраля 1791 года в Париже. Эта новость не столько огорчила его, сколько раздосадовала: они с отцом никогда не были близки, и Арман не испытывал боли утраты, однако теперь ему нужно было ехать в Париж, чтобы принять титул герцога Ришельё и уладить дела, связанные с наследством — вернее, долгами покойного. Барон Фридрих Мельхиор Гримм (1723–1807), многолетний корреспондент Екатерины II, писал ей 10 апреля 1791 года: «Вернувшись из Измаила, герцог… поделился со мной своими крайними сожалениями по поводу того, что смерть его отца (которая, кстати говоря, отнюдь не потеря) заставила его вернуться сюда (в Париж. —
