Однако пора было возвращаться во Францию.
По пути на несколько дней задержались в Берлине. Благодаря рекомендательным письмам от деда графу де Шинону разрешили присутствовать на армейских учениях, а на следующий день маркиз де Буйе представил его королю Фридриху Великому. Тому было 72 года; в разговоре с французским посланником он притворился, будто не понял, о ком речь: «Кто этот граф де Шинон, которого мне так горячо рекомендует маршал де Ришельё?» Надо сказать, великий воин был невысокого мнения о заслугах маршала, которого он считал «маркизом из комедии». Однако внук Ришельё, благоговевший перед прусским королем и имевший его портрет, сохранил самое благоприятное воспоминание об этой встрече. Вероятно, на Фридриха он произвел лучшее впечатление, чем его дед, поскольку, по свидетельствам современников, держался очень строго и солидно, при этом обладал невероятной памятью, острым умом и благодаря знаниям мог рассуждать на самые разные темы, изъясняясь просто, четко, строго по существу дела. Кстати, сам Шинон любил и уважал немцев и чувствовал себя в их обществе свободно.
Юный граф отсутствовал дома больше двух лет. Теперь это был уже не подросток, а вполне сформировавшийся молодой человек восемнадцати лет, внешне — просто копия деда. Как писал впоследствии Ланжерон, «в юности герцог де Ришельё был высокого роста, стройный, очень худой и слегка сутулый. В возрасте пятнадцати лет его лицо было очаровательно и осталось приятным до конца его жизни. Главным его украшением были большие черные глаза, полные огня, придававшие его физиономии одновременно одухотворенное и пикантное выражение. Он был смугл и имел черные курчавые волосы». Шарль де Линь прямо утверждает, что «он был восхитительно красив и совершенно кроток». Обладатель совершенно «южной» внешности — смуглый цвет лица, черные, слегка близорукие глаза, курчавые волосы, большой, но изящный нос с чувственными ноздрями, красивый изгиб губ, — Арман тем не менее был наделен совершенно «северным» темпераментом: был педантичен, щепетилен, серьезен, застенчив и даже робок с женщинами. В кармане у него лежал медальон с портретом жены — миленькой девочки, которым он украдкой любовался, когда думал, что на него никто не смотрит. При мысли, что он скоро увидится с ней, у юноши начинало бешено колотиться сердце.
Вот, наконец, знакомая улица, ворота особняка, крыльцо подковой, слуги с поклоном распахивают перед ним двери, он входит, у парадной лестницы его встречают дед и отец, опирающийся на трость… Но кто это между ними? Какой-то уродец, коротконогая и носатая женщина с головой, вросшей в плечи, с горбами спереди и сзади… Ее подтолкнули в спину, она неловко присела в реверансе… Ну что же вы встали как вкопанный? Подойдите и обнимите вашу жену!.. Жену?! Граф отпрянул и грохнулся навзничь без чувств. Его отнесли в его покои. Вечером он так и не спустился в гостиную, сказавшись больным. Написал письмо: ему никогда не найти в себе силы, чтобы жить с этим несчастным существом как муж и жена. Все уговоры действия не возымели: да, возможно, Аделаида Розалия умна и прекрасно образованна, пусть даже она обладает ангельским голосом и превосходным характером, он не сможет находиться с ней под одной крышей! Конечно, она не виновата в том, что в 14 лет у нее срослись позвонки и фигура страшно деформировалась, но и его тоже надо понять… Вопрос о разводе не поднимался. Из-за денег? Вряд ли. Арман был не так воспитан аббатом Лабданом; клятва, принесенная у алтаря, не была для него пустым звуком. Он обещал Господу заботиться об этой женщине в болезни и здравии и слово свое сдержит. Во всяком случае, мадемуазель де Рошешуар всю жизнь благоговейно любила мужа — «этого уникального человека» — и почитала за счастье называться его женой. Она жила по большей части в Куртее под Алансоном, в Нормандии, примерно в 48 лье (193 километрах) от Парижа. Виделись они редко, но Арман регулярно писал жене, сообщая ей самые важные новости и называя «дорогим другом»; их отношения были проникнуты взаимным уважением.
