Об участии в деятельности кружка Н. В. Харламова известно немного. И. М. Гревс пишет, что Харламов скоро уехал в Польшу и отношения с ним заметно ослабели.
Что касается С. Е. Крыжановского, то его характеризуют «человеком особого, иного склада». Он вырос в духовно-чиновничьей семье, где был единственным сыном; но, по-видимому, «внутренним уютом пригрет он в родном доме не был». Может быть, из отчего дома он вынес уже недоверие к людям вообще, к людской природе, в центре которой видел зло. И. М. Гревс предполагал, что он, вероятно, искренно любил всех входивших в кружок и увлекался идеями чистосердечно, «может быть, только они не проникли до дна его души, не закалили ее». «Он и тогда, бывало, возражал с некоторою ирониею, но милою, добродушною, против «крайностей». — Этическая и политическая принципиальность легла на него сверху, и столкновения с жизнью быстро разочаровали его в идеалистических построениях, которые стали казаться наивными. Критический реализм завладел им… Корень жестокого скептицизма и зерно сильного честолюбия, сидевшие в нем, задерживались в своем развитии добрым соседством, а сердце поднималось чистою дружбою. Потом судьбы его души и жизни попали под другие звезды и он стал постепенно удаляться от компании. Стремление к власти пересилило все остальное: «когда я буду царем» сделалось в его устах повторявшимся символом. Он отдал свой выдающийся ум и редкую трудоспособность на служение порядку (даже порядкам), могшему его возвеличить».
И. М. Гревс вспоминал о С. Е. Крыжановском: «Суровое отношение к «человеку», помню, мрачно-характерно выражалось у него, когда он стал служить по судебному ведомству, в Прибалтийском крае, в его эскизах психологии населения. Он отметил племенные особенности преступлений; он говорил: «латыш — это вор, эстонец — убийца». Сам он, живой и здоровый, крупного роста с громким голосом и сильной, широкой рукой, больно сдавливавшей при пожатии, вероятно, искал в дружеских отношениях выход для раскрытия сил, очень недюжинных, рвавшихся наружу, бившихся в душе, сжатой сухою обстановкою дома. В университете одно время он увлекался радикальными кружками и костюмом своим — косовороткою, высокими сапогами — подчеркивал охватившее его настроение>{106}.
Впоследствии он отошел от членов Братства, стал видным государственным деятелем, товарищем министра внутренних дел, сенатором, членом Государственного совета, последним Государственным секретарем Российской империи (1911–1917). Накануне падения монархии, в период с декабря 1916 года по февраль 1917 года, неоднократно рассматривался как один из возможных претендентов на пост премьер-министра, которым он, впрочем, так и не стал.
