Князь Шаховской: Путь русского либерала | страница 22

Находясь в Варшаве, М. С. Громека, как и многие его соотечественники, тяжело переживал свою оторванность от России. Его московский приятель Н. И. Кареев, с которым М. С. Громека первое время снимал квартиру, вспоминал о своем пребывании в Варшаве как о весьма тяжелом периоде в жизни. «Политическая атмосфера Варшавы с самого же начала неприятно бросилась мне в нос, — говорил он. — Я даже стал думать, не вернуться ли мне в Москву… но некуда было ехать на профессорское место… как только оказывалось возможным, уезжал оттуда. Иногда даже на летние месяцы я не оставлял квартиру за собою, перевозя свои пожитки в склад»; «я видел, что в Варшаве русские люди только и делают, что всячески теснят поляков и своей некультурностью позорят русское имя, к чести которого я не мог быть равнодушным на чужбине»^>{51}.

В России тем временем развертывались поистине драматические события. Террористические акции народников всколыхнули русское общество. Крайние проявления нигилизма получали неоднозначную оценку даже в среде учащейся молодежи, не говоря уже об их наставниках. Преграду нахлынувшей волне вседозволенности Громека видел в пробуждении национального самосознания, на что и должны опираться образование и воспитание.

Национальное чувство Громека пытался привить и Дмитрию. Митя, будучи гимназистом, имел возможность на каникулах летом бывать на родине в гостях у своих бабушек в родовом имении Щербатовых — Рождествене под Москвой. В письме от 11 июля 1879 года М. С. Громека писал Мите: «…Тоскуя, что долго не увижу Вас, я радовался, что Вы побываете в России и наберетесь русского духу и Ваше полуотвлеченное русское чувство, воспитанное вдали от родины, получит плоть и кровь… Потому что, конечно, нигде русская жизнь не может так благотворно подействовать на Вас, как в деревне». В другом письме М. С. Громека указывал, что жизнь в России является единственным условием «вполне плодотворной деятельности и внутреннего довольства». Позднее, в «Автобиографии» Шаховской признавался: «Ко всему, что говорилось о России, я, страстно туда стремившийся гимназист VII или VIII класса, проведший детство свое с 4-х лет в Варшаве, жадно прислушивался…»^>{52}

Будучи во взглядах гораздо ближе к славянофилам и почвенникам, чем к западникам-либералам, Громека между тем стремился максимально объективно разобраться в существе разделявших оба лагеря противоречий и призывал к этому Митю. «Славянофилы неправильно понимают отношение народа к обществу и личности, ложно понимают их отношение в русской истории и их настоящие и будущие задачи», — считал гимназический учитель. «У Достоевского есть прекрасные мысли, но противоречия грубейшие. У Аксакова тоже. «Русь» и «Дневник» я за все время их издания добросовестно изучил и пришел вообще к отрицанию их. Но и противоположный лагерь, с Пыпиным во главе, представляется мне столь же грубою односторонностью»