Собственно говоря, речь скорее шла не столько о качестве лекций Герье, а о впечатлении, произведенном им на Милюкова. «Первая же встреча с ним в аудитории сразу оставила резко отрицательное впечатление. Он точно задался целью прежде всего унизить нас, доказав нам самим, что мы дураки и невежды»>{72}. А как, собственно, должен был смотреть профессор на зеленых первокурсников? У профессоров, как и у «обычных людей», бывали разные характеры, своеобразные черты. И нечего было сравнивать, тем более через 60 с лишним лет, общительного Фортунатова с сухим Герье и убеждать себя в невежестве ученого, который оставил ценные исторические сочинения по проблемам Античности и новой истории Франции. Другой известный историк Н. И. Кареев оценивал Герье совершенно иначе: «Можно не соглашаться с его философскими, общественными, политическими взглядами, но нельзя отрицать, что научные вопросы он ставил широко, идейно, с философским уклоном, чем он и привлекал к себе желающих заниматься историей»>{73}.
Из этих слов становится ясна причина, по которой Милюков через много лет столь уничижительно отзывался о Герье: явно вмешивалась политика. Герье не был чужд ее, бывал и председателем Московской городской думы, и членом Государственного совета, и деятелем партии октябристов, и активным сторонником аграрной политики П. А. Столыпина. Так что для Милюкова политическая деятельность Герье явно затмила его научную и преподавательскую работу.
Правда, в семинаре Герье Милюков написал работу о концепции французского историка XIX века Алексиса де Токвиля, изложенной в монографии «Демократия в Америке», где обратил особое внимание на отстаивание автором демократического политического устройства, основанного на равноправных социальных отношениях>{74}.
Чтобы немного подзаработать, Павел брал у профессоров тексты их лекций, печатал их на пишущей машинке, а затем продавал студентам. При этом он подмечал, что иногда тексты лекций почти полностью повторяли учебники, написанные другими авторами, что также отнюдь не способствовало авторитету университетских преподавателей.
Не заслужил его похвалы и только что упомянутый Николай Иванович Кареев, 28-летний начинающий ученый, который в 1878/79 учебном году прочитал второкурсникам курс истории XIX века в качестве «стороннего», то есть внештатного преподавателя. Как и другие студенты, Милюков счел, что со стороны Кареева было «непростительной дерзостью» вторгаться в современность. Кроме того, у Милюкова была особая причина для неприязненного отношения к Карееву: оказалось, что они стали ухаживать за одной девушкой. Что собой представляла эта особа, неизвестно, но она отвергла обоих, породив у Павла неприязненное чувство не столько к ней, сколько к сопернику, оставшееся надолго. В его бумагах сохранились тезисы резко отрицательной рецензии на докторскую диссертацию Кареева «Основные вопросы философии истории» (1884)
