Из членов кружка Милюков особенно рельефно вспоминал графа Николая Долгорукова, которого родители, следуя демократическим поветриям, решили не учить дома, а отдать в «обыкновенную» гимназию. Он был общителен, дружелюбен, отличался живостью характера и был принят гимназистами как свой. Милюков не рассказывал, чем отличился Долгоруков в кружке. Скорее всего, этот человек запомнился ему совместной военно-санитарной экспедицией, предпринятой сразу после окончания гимназии. Но всё же через много лет, в 1892 году, Милюков в письме видному ученому М. М. Ковалевскому называл Долгорукова центральной фигурой ученического кружка>{56}.
Среди тем, обсуждавшихся в кружке, Милюкову запомнились две: о чешском борце против религиозной нетерпимости и последователе протестантизма Яне Гусе и о социальных взглядах Огюста Конта, о котором гимназисты услышали впервые. Можно полагать, что этот доклад вызвал интерес к Конту и позитивистской философии, которая позже являлась одной из основных теоретических основ творчества Милюкова, когда он стал зрелым историком.
Сам Павел выступал в кружке два раза. Тему одного доклада он просто не запомнил, зато вторая тема была очень показательной: «Исключительность, подражательность и эклектизм». В своих воспоминаниях Милюков исключил из названия доклада последнее слово, возможно, просто позабыв его, но скорее потому, что оно не понравилось негативной коннотацией. Эти категории рассматривались не как индивидуальные черты характера людей, а как социальные явления. Исключительностью автор именовал «нетерпимый идеологический национализм». Докладчик соглашался, что нации ценны оригинальностью, самобытностью, особым строем жизненных сфер. Но это, в его представлении, никак не оправдывало курса на исключительность, особенно в отношении народов, отставших от наиболее передовых. В этом смысле подражательность он считал неизбежным и прогрессивным явлением>{57}.
Он доказывал необходимость подражательства на примере эволюции русской литературы, в которой различал «стадии, соответствовавшие смене заграничных источников нашего подражания»: «Тут уже вырисовывались некоторые черты моего будущего социологического и политического мировоззрения. Но… всё это было еще очень смутно; характерен для меня был только выбор самой темы». Более того, по мнению исследователей, «будущий ниспровергатель политических авторитетов в гимназические годы сам призывал полагаться на авторитеты»
