(«С нежностью») – тоже пользовался успехом, но самой популярной песней в исполнении певицы, ее фирменным номером, стало «американское интермеццо» под названием
La Diva de L’Empire («Дива “Империи”»). Мелодия песенки была отчетливо американской, в танцевальном ритме угадывался кекуок, актуальным был и текст: рассказывалось о певичке из процветающего парижского мюзик-холла «Империя», популярного места, в 1904 году отделанного заново в английском стиле. Вскоре после этой песенки Сати сочинил для Полетт Дарти еще одну в похожем «британском» стиле –
Le Picсadilly («Пикадилли»). Изначально песня называлась
La Transatlantique («Трансатлантическая»); сюжет песенки был вполне современен и узнаваем: богатая молодая наследница-американка, как их еще называли «Мисс Доллар», приезжает в Париж в поисках мужа-аристократа. Полетт Дарти исполняла с успехом обе песенки:
La Diva была центральным номером в ревю «Размотаем катушку» (
Devidons la Bobine), а
Le Piccadilly – в «Ревю без тормозов» (
Revue sans fiches). Зарабатывая деньги на увлечении парижан всем «американским» (и очень часто Америка и Англия сливались в единое целое), Полетт Дарти способствовала популярности синкопической музыки вообще и талантливых сочинений Сати в частности. То, что Сати прекрасно владел американским музыкальным языком, было результатом не только знакомства с нотами, которые привез Астрюк, но и посещения концертов Сузы на Марсовом поле в 1900 году и выступлений
Les Ministrels, «чернокожего американского оркестра», в кабаре
Le Rat Mort («Мертвая крыса») на Монмартре, начавшихся в 1903 году
[104].
Успех песенок, которые исполняла Полетт Дарти, практически не повлиял на финансовое положение Сати: за 1903-й он получил всего лишь семьдесят сантимов авторских. В том же году Сати сочинил одно из своих самых известных произведений, уступающее в популярности только «Гимнопедиям»: Trois Morceaux en forme de poire («Три отрывка в форме груши»). Сати намеренно вызывает в памяти слушателя грушу – визуально, на слух, другими способами – и данная шутка была совершенно очевидна для его современников, знавших разговорное значение слова poire («груша») – тупица, дурачок. Этот жаргон широко распространился во время монархии Луи-Филиппа в первой половине XIX века, когда карикатуристы, насмехаясь над королем, изображали его лицо в форме груши, и к 1835 году ассоциация была настолько прочной, что даже простой рисунок груши мог рассматриваться как антироялистская сатира на короля-тупицу. Следующий уровень юмора – разъединение названия и музыкального содержания: в цикле семь пьес, а не три «отрывка», как заявлено в заголовке, в самой музыке нет явных структурных, философских или метафизических связей с грушей. И, наконец, название является, скорее всего, шуткой в адрес Дебюсси, остроумным ответом на снисходительное предположение более успешного коллеги, что Сати «надо развивать свое чувство формы», так как его пьесам не хватает четкой структуры
