Только в 1941 году бакинские специалисты пробурили 930 тысяч метров, что позволило ввести в эксплуатацию 752 нефтяные скважины. Воюющая страна вовремя получила крайне Необходимые 23 миллиона 541 тысячу тонн нефти. Это была рекордная цифра за всю историю нефтяной промышленности Азербайджана.
Враг рвется на Кавказ
Но наступил 1942 год. В результате неудачных операций Красной армии в районе Харькова и в Крыму фронт оказался открытым, и враг начал стремительное наступление на Сталинград и Северный Кавказ. Но механизированная немецкая военная машина начала все чаще и чаще давать перебои. 1 июня 1942 года на совещании высшего командования группы армий «Юг» Гитлер заявил: «Если я не получу нефть Майкопа и Грозного, я должен буду покончить с этой войной». Дальнейшей задачей фашистских войск был захват Грозного и Баку. Следовательно, борьба за нефть для гитлеровского руководства становилась одной из главных стратегических задач 1942 года.
В этих условиях от советского руководства требовалось любой ценой не дать фашистам реализовать эти планы. Кроме того, правительством страны и лично Сталиным было предусмотрено в случае крайней необходимости уничтожение майкопских, грозненских и бакинских промыслов. Последняя задача была поставлена Н. К. Байбакову. Сам Николай Константинович в книге «От Сталина до Ельцина» об этом пишет так:
«В один из тех жарких июльских дней меня вызвал в Кремль Сталин. Неторопливо пожал мне руку, взглянул на меня спокойно и просто негромким, вполне будничным голосом проговорил:
— Товарищ Байбаков, Гитлер рвется на Кавказ. Он объявил, что если не захватит нефть Кавказа, то проиграет войну. Нужно сделать все, чтобы ни одна капля нефти не досталась немцам.
И чуть-чуть ужесточив голос, Сталин добавил:
— Имейте в виду, если вы оставите немцам хоть одну тонну нефти, мы вас расстреляем.
Я до сих пор помню этот голос, хоть и спокойный, но требовательный, спрашивающий, его глуховатый тембр, твердый кавказский акцент.
Сталин не спеша прошелся туда-сюда вдоль стола и после некоторой паузы снова добавил:
— Но если вы уничтожите промыслы преждевременно, а немец их так и не захватит и мы останемся без горючего, мы вас тоже расстреляем.
Тогда, когда почти снова повторилось лето 1941 года, очевидно, иначе и нельзя было говорить. Я молчал, думал и, набравшись духу, тихо сказал:
— Но вы мне не оставляете выбора, товарищ Сталин.
Сталин остановился возле меня. Медленно поднял руку и слегка постучал по виску:
