Разумеется, это доказывает, что у них нет живой веры
в истину: в таком случае они сами в себе имели бы центральную, непреоборимую силу. И так эта слепая сила, которая для них сливается и с подлым
страхом, и с
личным интересом, господствует над ними и обессиливает в них всякую деятельность»
>{151}.
Сам Победоносцев воспринимал все призывы пойти на уступки «духу времени», «сложившимся реалиям» крайне негативно. С его точки зрения, следовало не корректировать взгляды в соответствии с реалиями жизни, а, наоборот, жизнь подчинять воздействию принципов, верность которым рассматривалась им едва ли не как главное достоинство политика. Когда в обстановке общественно-политического кризиса рубежа 1870—1880-х годов власти, дабы снять напряженность, попытались несколько изменить направление правительственного курса (в частности, до определенной степени расширить свободу печати), обер-прокурор воспринял подобные маневры резко отрицательно. «Правительство, — с гневом писал он Е. Ф. Тютчевой, — отказывается от всякой борьбы за основные начала — именно от того, что вдохновляет и укрепляет человека и учреждение верой — на борьбу хотя бы с целой вселенной. Напротив того — всякое явление действительной жизни, хотя бы самое безобразное, выставляется существующим фактом, с которым надобно считаться, который остается урегулировать»>{152}.
Поскольку людей, готовых бросить вызов хоть «целой вселенной» ради того, чтобы отстоять изначально усвоенные принципы, становилось вокруг всё меньше, Победоносцев считал, что его едва ли не мессианское призвание — стоять на страже основ традиционного политического порядка. Это давало ему ощущение величайшей убежденности в своей правоте. «Меня обвиняют в том, — писал он в 1881 году Е. Ф. Тютчевой, — что я себя одного высоко ставлю и всех критикую; но разве могу я, веруя в Единого Бога, вступить в нравственное общение с теми, в ком вижу идолопоклонников?»>{153}
В мессианские представления Победоносцева входила вера в то, что он — едва ли не единственный, кто способен донести до верхов «народную правду», кто сохранил духовную близость с народом. «Я старовер и русский человек, — провозглашал Победоносцев в письме С. А. Рачинскому в роковом для страны 1881 году. — Я вижу ясно путь и истину… Мое призвание — обличать ложь и сумасшествие»>{154}. Современники не случайно сравнивали обер-прокурора со средневековыми служителями Церкви, выступавшими в качестве наставников или обличителей государей, — святым преподобным Иосифом Волоцким, епископом Вассианом Топорковым, священником Сильвестром
