Савва Сторожевский | страница 12



Не известно нам и его настоящее, то есть мирское имя, так как Саввой конечно же наречен он был по пострижении в монахи. Да и мирское имя отца его также кануло в Лету, ибо поздние звучные приставки к имени — Сторожевский или Звенигородский — были обычной данью традиции и к первоначальному мирскому («реальному») имени никакого отношения не имели и не имеют.

Какова причина такого невнимания и забвения? Чтобы ответить на этот очередной вопрос (а их будет немало в этой книге), следует совершить небольшой экскурс в историю.

Отрок из неведомых земель

Где кто родится, там и пригодится.

Пословица

Маркелл Безбородый повествует напоследок, когда мы достигли конца времен: «О рождении же его и о воспитании мы не ведаем, но только о пребывании его в монашестве изыскали и написали кратко…»


Основные родословные в Древней Руси велись только в великокняжеских и княжеских семьях, иногда также среди иерархов православной церкви, в особенности среди митрополитов и в будущем — патриархов. Составление родословного древа и занесение его в книги и летописи было не только и не столько забавой, оно имело важнейшее юридическое значение, позволяло прослеживать вопросы наследования, преемственности власти и собственности. Без точных записей имен, дат рождения и смерти невозможно было бы правильно определить — кто, чем и как должен владеть, кому, что и когда перешло в наследство или в отчину. Но самое главное — таким образом можно было предотвратить самозванство, явление не столь распространенное на Руси в XIV веке, зато уже позднее — в значительной степени повлиявшее на ход российской истории (вспомним хотя бы Лжедмитрия или Емельяна Пугачева, объявившего себя «императором Петром III»). Для остальных людей — христиан — специально никто родословием не занимался. Если и записывали предков, то не в массовом количестве. А для того, чтобы хотя бы имя попало в летописи, нужно было по крайней мере совершить нечто из ряда вон выходящее. Например, подвиг, вроде того, что сумел показать богатырь Пересвет на поле Куликовом.

В еще большей степени отсутствие дат рождения и даже кончины касалось проживающих в монастырях иноков. Уходя от мирской жизни, они отрекались и от всего земного, и от имени, и от «биографии». И даже если монах становился известным святым, то составлялось его Житие, которое должно было повествовать в первую очередь о духовных подвигах, но не о конкретных поступках, совершенных в течение времени земного существования.