И еще одна небольшая деталь к этому портрету революционера-большевика: «Я его помню в расцвете физических сил. Многие из присутствующих здесь знают и помнят его внешний вид, когда кабинетная работа и возраст наложили свои тяжелые руки на товарища Пятницкого, оставив лишь его замечательные и очень красивые глаза, в которых можно было наблюдать то гнев и бурю, то тепло и ласку. В ссылке он был очень красив. Миниатюрный, если можно так выразиться, по сравнению с нами, здоровыми парнями, он был в то же время очень пропорционален и изящен. Было в нем что-то от старых грузинских гравюр».
Очень точное сравнение! Я встречался с Пятницким в двадцатые и тридцатые годы. Он был тогда уже довольно грузным, с утомленным лицом и почти совершенно лысой головой, в венчике седеющих волос. Но в смуглости кожи, изящно прорезанных ноздрях тонкого, с маленькой горбинкой носа, чистом высоком лбе и орлином — не могу подобрать иного эпитета — взоре больших светлых глаз действительно было что-то от грузинской гравюры. Недаром удавалось ему так долго жить по паспорту Пимена Санадирадзе.
Но заглянем еще в Федино, где в крестьянской избе, оставаясь в одиночестве, мечется, не находит себе места ссыльный большевик Осип Пятницкий. На людях он неизменно приветлив, бодр, весел. Сохрани боже, чтобы кто-нибудь заметил утомление, уныние, тоску у главы коммуны… Но когда он оставался наедине с самим собой… Два года бесконечно долгих, медленно текущих, как мелководная илистая река без стремнин, без омутов, без притоков. В стороне от кипящей жизни, столкновений, побед и поражений… Это же не для него! И все чаще, все настойчивее мысли о побеге. И хандра, с которой приходится бороться в одиночку, так, чтобы никто не знал об этом проклятом недуге…
Таким ненужным, тоскливым и внутренне темным был и вечер 9 марта 1917 года. Никого не хотелось видеть. Лень было протянуть руки за спичками, чтобы зажечь керосиновую лампу.
И вдруг торопливые шаги и частый стук в дверь. Не дожидаясь приглашения, в комнату ворвался политический ссыльнопоселенец Фома Говорек.
— Революция, Осип! Скинули Николашку… Собирайся!
— Нашел время шутить.
— Какие там шутки. Мария Сергеевна из Канска приехала… Митинг там был. На всех домах красные флаги.
Так пришел в Федино февраль 1917 года.
Десятого марта, предварительно убедив некоторые горячие головы из ссыльных, что избивать и убивать стражников не имеет смысла, Пятницкий выехал в Почет, где уже были телеграммы на его имя из Пензы и Москвы с извещением об амнистии. Москва ждала его для продолжения революционной работы. Пришел и денежный перевод.
