На мгновение Пятницкий отчетливо увидел перед собой словно врезанный в стену кабинета герб Мюнхена: ухмыляющийся гном в дурацком колпаке как знамя, как призыв, как обещание вздымает кружку пенящегося баварского пива. Тьфу! Пятницкий неожиданно для себя громко выругался.
— Ты почему так сказал? — изумленно спросил Пик, прерывая свой марш по кабинету.
— А?.. Да вот вспомнил проклятых карликов, — рассеянно сказал Пятницкий и посмотрел на стену — гном с пивной кружкой исчез.
— Карлики?.. — полувопросительно воскликнул Пик. Он никак не мог понять, почему вопрос о создании комитетов антифашистского действия ассоциировался в сознании Пятницкого с какими-то карликами, а Пятницей, в свою очередь, считал, что вернуться по извилистым лабиринтам собственных мыслей к исходной точке и вновь, но уже вместе с Вильгельмом проделать это путешествие — глупая трата времени. Поэтому он небрежно махнул рукой, словно бы отгоняя не слишком назойливую муху, и сказал Пику, что его особенно встревожило последнее письмо Гюптнера.
— Наци успешно отвоевывают молодежь у социал-демократов. Молодежь нетерпелива. Она не желает десятилетиями ждать обещанных реформ. Она требует действия, действия немедленного и конкретного. И наци на этом играют… и выигрывают. Так, по крайней мере, считает Гюптнер, а ему и книги в руки — бывший кимовец!
— Да, Рихард превосходно знает немецкую молодежь, — согласился Пик и словно под гнетом собственных мыслей тяжело опустился в одно из кресел, стоявших перед столом Пятницкого.
Они посмотрели друг другу в глаза прямо, отважно, и, как всегда, слов не потребовалось. Они думали об одном и том же.
Конечно, в то январское утро 1932 года ни Пятницкий, ни Пик не подозревали, что катастрофа так близка, что уже в этом году коричневые во время очередных выборов в рейхстаг получат голосов больше, чем любая другая партия, и что ровно через год Гинденбург назначит рейхсканцлером Адольфа Гитлера и коричневая лава зальет всю Германию и превратит страну Гёте и Канта, Бетховена и Маркса в страну чадных костров, виселиц и концлагерей. На выборах в рейхстаг в мае 1928 года нацисты получили всего только 810 тысяч голосов и затаились в своих логовах. И вот тут-то в пылу привычных И ожесточенных сражений с достойными выучениками Носке — цергибеллями и зеверингами всех рангов немецкие коммунисты как-то упустили из виду, что враг многоголов. И ровно через год, после расстрела первомайской демонстрации в Берлине и запрещения Союза красных фронтовиков, коричневая клыкастая гадина высунулась из своего логова. И тут выяснилось, что это вовсе не маленькая ядовитая змейка, которую рабочий класс может раздавить своим подбитым железом каблуком. Гадина стремительно выросла и превратилась во врага номер один, особенно опасного своими демагогическими, но вполне конкретными лозунгами. И когда на выборах 1930 года против миллиона новых голосов, завоеванных коммунистами, наци прибавили почти пять миллионов, в Германии ощутимо запахло возможной катастрофой.
