Примерно так же действовали и другие группы искровцев в России. В Самаре (у Сони) — Кржижановские (Грызуны) и Мария Ильинична (Медвежонок). В Астрахани — Лидия Михайловна Книпович (Дяденька). В Пскове — Лепешинский (Лапоть) и Любовь Николаевна Радченко (Паша). В Москве (у Старухи) — Бауман (он же Виктор, Дерево, Грач) и тесно связанный с ним Иван Васильевич Бабушкин (он же Богдан).
И вот в редакцию пришла тревожная весть о крупном провале группы искровцев. В лапы охранки попали Грач, Бродяга (М. А. Сильвин), Папаша (М. М. Литвинов) и многие другие. Все они были заключены в знаменитый Лукьяновский централ.
Предыстория этого провала была такова: после совещания искровцев в Киеве в январе 1902 года, на котором обсуждались ленинский план организации «Искры» в России и план создания районной искровской организации, выработанный Н. Б. Басовским, В. Н. Крохмалем и Л. Н. Радченко, — это совещание так ничем и не кончилось, — решено было собраться еще раз, в феврале. Но в дело вмешался киевский жандармский генерал Новицкий. Он готовил грандиозный процесс искровцев.
И еще одна весть дошла до Лондона: будто бы идет усиленная подготовка организации массового побега искровцев из тюрьмы. Из Лукьяновки?
Призвали знаменитого спеца по побегам Л. Г. Дейча (он и лекции на эту тему читывал), старого члена группы «Освобождение труда», только что бежавшего с царской каторги. Так, мол, и так, готовится побег из Лукьяновской тюрьмы. Есть шансы на удачу?
Чистейшая фантасмагория! Так ответил Дейч.
И все-таки наступил день, когда, расшифровав одно из писем, полученных из России, Надежда Константиновна радостно ахнула: 18 августа из Лукьяновской тюрьмы ушли Басовский, Бауман, Блюменфельд, Гальперин, Гурский, Крохаль, Мальцман, Бобровский, Литвинов, Плесский и еще какой-то Тарсис, то ли Тарсик… Не повезло одному Бродяге, он задерживал надзирателя и не успел…
Об этом беспримерном, блестяще организованном побеге искровцев довольно пространно писали и женевские газеты.
Странное впечатление произвела на Иосифа тюрьма, в которую его доставили из полутемного вонючего подвала в помещении киевского жандармского управления.
Проходя неизбежные формальности в тюремной конторе, он едва слышал вопросы, задаваемые ему канцеляристом. Где-то совсем рядом десятки молодых здоровенных глоток пели революционные песни, что-то орали… На пол конторы плюхались комья грязи. Тюремщики опасливо поглядывали на распахнутые окна. Вид у стражи был скорее устрашенный, нежели устрашающий.
