Вот уже год как они вместе. Сначала вдвоем, а теперь втроем. Но вот переломить свой характер, смягчить его так и не удалось. И Пятницкий понимал, что Юлии бывает трудно. Сам страдал от этого и все же изменить ничего не мог. Мальчишкой скрытным не был. Охотно открывался и перед матерью, и перед старшим братом. Однако подполье властно перекроило характер. Стал молчаливым, знающим не только цену, но и опасность каждого произнесенного слова. Когда несешь в себе что-то, от чего зависит успех, безопасность, а иной раз и жизнь товарищей, болтливость преступна. Привык мысленно говорить с самим собой. У Юли, хотя профессия разведчика приближена к профессии революционера-подпольщика, скрытность не стала привычкой. Она рассказывала Пятницкому обо всем, что ее тревожило, занимало, волновало. А он больше помалкивал. Правда, ничего сугубо секретного в деятельности Цекпрофсожа не было, да и быть не могло. Он посмеивался сам над собой. Конспиративные отношения с собственной женой. Глупость! Ей же, наверное, интересно, что он он там делает со своими любимыми железнодорожниками. И во время дискуссии с Троцким от ее взволнованных расспросов — ведь Юля же член партии! — он тоже отделывался ничего не значащими словами «читан газеты». А теперь Коминтерн. На этой работе болтунам нечего делать!
Председатель ПИКИ говорил с ним не то что высокомерно, но как-то отстраненно, почти равнодушно. Знакомое «бабье» лицо Зиновьева под густой шапкой вьющихся волос немного обрюзгло, оплыло к безвольному округлому подбородку и приобрело какую-то стеариновую бледность. Он выразил надежду, что товарищ Пятницкий наладит работу аппарата. Кадры, финансы, управление делами. У него самого нет времени заниматься всем этим. Живет больше в поезде. Между Москвой и Петроградом. Рекомендовал поговорить с Радеком. Быть может, он подскажет что-либо существенное.
Радек, по вынимая изо рта кривую, дышащую ароматным дымком трубку и безбожно коверкая русский язык, рассказал несколько анекдотов. Да, он реял в облаках высокой политики, а на землю спускался только для того, чтобы извергнуть целый каскад острот. Пятницкий раза два хохотнул и распрощался — помощи от Радека ждать тоже не приходилось.
В старом невзрачном доме на Моховой, предоставленном в распоряжение Исполкома Коммунистического Интернационала, в бесчисленных его комнатах и комнатушках, двери которых выходили в узкие коридоры четырех этажей, шла кипучая, напряженная работа — готовили очередной III Всемирный конгресс.
