— Точнее, выловить из бочки с рассолом. Как селедку! — еще сильнее покраснев, вмешалась Соколова. — А вы — тот самый… Пятница… Фрейтаг?
Он пришел навестить Машу и назавтра, и еще через день. Но как-то само собой получалось, что Маша, чувствуя себя неважно, быстро уходила в палату, а он оставался с Соколовой, ну еще минут на десять… И гулял с ней по коридору или сидел на скамье возле того самого окна. И вдруг, спохватившись, вытаскивал часы и изумлялся — оказывается, промчалось не десять минут, а много больше часа.
— Ну, я пошел!
Юля рассказывала ему о себе. Поначалу совсем скупо и как будто неохотно. Может, потому, что от сестер Черняк знала удивительную по своей наполненности жизнь Пятницкого и стеснялась того малого, что довелось ей самой сделать и пережить. Но чем чаще они встречались, тем откровеннее и подробнее становились ее рассказы.
— Вы уже знаете, Пятница, что я недобитая буржуйка, — говорила она, искоса поглядывая на него синими своими глазами. — То есть дворянка и, не будь революции, сейчас, может быть, жила бы в своем имении и вышла бы замуж за Мишу Тухачевского — мы соседи и еще детьми придумывали с ним всякие игры. Во время войны с немцами я, самая что ни на есть провинциальная гимназисточка, твердо решила, что мое место на фронте, дабы защищать Россию-матушку от немецких вандалов. Поступила на курсы сестер милосердия, и с одобрения самой Александры Федоровны — я ей письмо, знаете ли, написала такое верноподданническое, в духе героинь Лидии Чарской. Ну, кто-то из ее фрейлин мне ответил и тем самым поставил родителей моих как бы перед свершившимся фактом. С плачем и увещеваниями отправили они меня на войну. О генерале Борисове я вам уже рассказывала. Влюбился в меня мгновенно и, будучи человеком умным, интересным и волевым, без труда покорил сердце весьма легкомысленной сестры милосердия. Вышла я за него замуж, став в двадцать лет госпожой генеральшей. Но, на большое мое счастье, Борисов поднял оружие не против революции, а за нее. Безоговорочно. Как Каменев и Егоров… И хотя в партию не вступал, но как военспец пользовался абсолютным доверием. Не думайте, что я чеховская «душечка». Конечно, влияние Борисова тоже играло роль, но я пошла в революцию не как мужняя жена, а как Юлия Соколова, понявшая, где лежит настоящая большая правда. Так вот, когда мужа убили, я почувствовала, что могу сделать нечто большее, чем делала до сих пор. Обратилась к Мише Тухачевскому и… превратилась в княжну Юлию Борисовну Урусову.
