Наполеон вздохнул и сказал: «Увы! Моих гренадеров нет больше! Только их я и жалею. К остальным, так же как и к союзным войскам, я равнодушен; это – пушечное мясо!»
На площади происходило ученье. Меттерних открыл окно и сказал: «Ваше Величество, желаете, чтобы я передал им ваше мнение?»
Наполеон расхохотался, взял договор и сказал, что он напишет контрпроект. В сущности, этот контрпроект был гораздо менее благоприятный. Его просматривали втроем: Наполеон, Бертье и Меттерних. Уходя, Бертье сказал князю: «Он взял две трети того, что просили вы, а то, что прибавил сам, менее благоприятно. Но это его проект, он диктовал его всю ночь. Кажется, он сходит с ума; он требует, прежде всего, чтобы исполнялась его воля и на земле и на небесах».
– Она не исполнялась уже после Лейпцига и Дрездена, – заметил Пушкин.
Великий Князь улыбнулся и сказал:
– Как многие ему изменили в несчастье! Я очень уважаю Раппа, Рустана и Маршана за то, что они поехали за ним на Св. Елену. Наполеон вызывал увлечение, восторг, но любовь никогда. У него не было благородного величия в победах; это омрачило его славу и даже дало ему замашки выскочки. Он никогда не мог забыть, что он поручик Бонапарт, ставший императором. Один принц Евгений остался ему верен; это был благородный человек, рыцарь.
Пушкин был в восторге от этого разговора и советовал мне записать его. Он говорил, что я даже запоминаю слова, а не только вещи и события. У него самого удивительная память, особенно на стихи; прозу он, по его словам, запоминает хуже. Как только есть размер, рифма, – слова укладываются в его голове. Он говорил мне: «Они устанавливаются в ряды, как солдаты на параде».
Какой он оригинальный! Я уверена, что он и думает, и сны видит в стихах.
Великий Князь говорил со мной о Гоголе; он прозвал его «Малоросс, прирученный Доньей Соль».
Он находит в нем много юмора, оригинальности, веселости, а также поэзии.
* * *
Вчера вечером у меня были гости. Говорили о школах, о Песталоцци, о Фенелоне, о Великом Дофине, о Сен-Сире, о Бецком[115], о m-me де Ментенон. Жуковский восхищается Фенелоном. Великий Князь сказал: «В m-me де Ментенон было больше педантизма, чем набожности. Но что за властная женщина!» Он рассказывал о приезде Петра Великого в Сен-Сир; m-me де Ментенон была в постели, Петр отдернул занавеску, посмотрел на нее, ничего не сказал, поклонился и уехал. Визит к маленькому королю очень любопытен. Петр поцеловал его и посадил к себе на колени. Он играл с ним и не разговаривал с регентом, чтобы показать, что он приехал к королю. Для Петра было приготовлено кресло, ниже кресла короля. Петр разрешил этот вопрос тем, что посадил короля к себе на колени. Великий Князь заметил: «Он был очень тонок, несмотря на простоту внешних приемов». Затем он рассказал, что генерал
