Этот биографический сюжет в жизни Тургенева резко контрастирует с судьбой Сусанны из повести «Несчастная», восхитившей западных читателей, но не оцененной по достоинству в России – возможно, потому что тема межэтнических и межклассовых брак не являлась во второй половине 1860-х годов актуальной в среде читающей публики. На примере сюжета повести и ее рецепции в России и Западной Европе можно судить о громадной разнице между ситуацией, касающейся отношения к евреям, на родине Тургенева и в передовых европейских странах. Вместе с тем охарактеризованный Тургеневым как «жидомор» отчим, затравивший Сусанну, может трактоваться в качестве карикатуры и на славянофилов, и на немецкий бюргерский антисемитизм.
По своему гуманистическому пафосу повесть «Несчастная» (1868) весьма схожа с ранним тургеневским рассказом «Жид» (1847) – первой попыткой писателя создать в своей прозе образ еврея. Прочитав «Несчастную», где Тургенев обличает бытовую практику садистской травли беззащитного существа, становится легче понять, что побудило молодого писателя написать и свой первый рассказ на еврейскую тему.
Обращаясь к ранее поставленному нами вопросу: «что такое еврей» и «кто такие евреи» в связи образом Гиршеля, бедного еврея-фактора из немецкого городка, особо отметим, что рассказ «Жид» был написан в тот период жизни Тургенева, когда он сам еще не прошел школу интеллектуального созревания в Западной Европе. Отсюда ученическое подражание юдофобскому литературному канону.
Марк Уральский уведомляет читателя, что Гиршель в этом произведении представляет собой ходульный персонаж еврея-шпиона, помогающего неприятелю во время русской военной компании. В этом качестве он как две капли воды похож на гоголевского жида Янкеля. Однако тут Уральский делает важную оговорку: он подчеркивает то обстоятельство, что Тургенев гораздо более явно проявляет сочувственное отношение к осужденному еврею. У него Гиршель становится жертвой решения, принятого генералом немецкого происхождения, в то время как русский офицер готов пощадить бедного еврея. Хотя Тургеневым, несомненно, использует антисемитские стереотипы, рожденных эпохой романтизма – еврейка-соблазнительница и еврей-шпион[2], в рассказе, на фоне конкретно очерченной ситуации военных действий, эти образы приобретают у него достаточную реалистичность. Это обстоятельство послужило, как отмечает Уральский, основанием для критики писателя в ХХ в. со стороны ряда еврейских интеллектуалов.
