Опечатанный вагон. Рассказы и стихи о Катастрофе | страница 26




Меж реальностью и мифом балансирует и рассказ-пролог к роману «Шаль» американской писательницы Синтии Озик. Озик живет в Нью-Рошель, штат Нью-Йорк, и не прошла через горнило Второй мировой войны. Эта известная во всем мире писательница — автор повестей, романов, критических эссе, рецензий, переводов, составитель антологий — удостоилась многих литературных премий США. Однако после того как рассказ «Шаль» увидел свет на страницах престижного журнала «Нью-Йоркер», она получила возмущенное письмо, в котором переживший Катастрофу человек советовал ей не трогать эту тему, дабы не фальсифицировать ужасающие, не поддающиеся описанию события. Писательницу глубоко ранила реакция читателя — ей недвусмысленно дали понять, что незачем говорить о том, к чему не имеешь непосредственного биографического касательства. Озик выступила с открытым ответом:

«…должен чувствовать, как если бы он сам вышел из Египта… Исход из Египта произошел 4000 лет назад, и все же Пасхальная Агада учит и меня сопричастности, требует впитать его опыт в свою плоть и кровь, вести себя так, будто все это случилось именно со мной, более того — будто я была не просто свидетелем, а участником Исхода. Что ж, если мне предлагают соучастие в событии, отстоящем от меня на 4000 лет, то еще более тесно и нерасторжимо я связана с событием, после которого прошло всего 40 лет»[22].

Короткий рассказик писательницы силою искусства, языком метафор и тщательно отобранных деталей сумел защитить читателя от травмирующих зрелищ — бараков и их бесправных обитателей, изощренных издевательств нацистов и бесстрастной рутины концлагеря, дымящихся крематориев, — защитить, не утаивая правды, но смещая поле читательского зрения и переключая внимание на иные объекты. Оттого и название выбрано ею вроде бы вне мира людей — «Шаль», будто и впрямь, не Роза или девочки, а вещь является тут главной героиней.


В художественной литературе о Катастрофе на удивление редко заходит речь о мести, словно скорбь, страдание, этика, поиски ответа на проклятые вопросы вытеснили самую мысль о мщении. А возможно, знаменитый библейский стих: «Мне отмщение, и Аз воздам» (Второзаконие / Дварим, 32:35) — укоренился в еврейском сознании представлением о том, что месть и впрямь «в руке Божией», как сказано: «Я — и нет Бога, кроме Меня: Я умерщвляю и оживляю, Я поражаю и исцеляю… Когда изострю сверкающий меч Мой, и рука Моя примет суд, то отмщу врагам Моим и ненавидящим Меня воздам» (там же, ст. 39–40).