Мехмет-Али призвал верного убыха и попросил, чтобы Якуб-бей разбил турок, но при этом вся слава досталась сыну Мехмета-Али, который считался предводителем.
В Сирии, под Низабом, войска египтян, которыми, попивая кофе в шатре, командовал сын Мехмета-Али, опять разбили преобразованную турецкую армию. Не выдержав такого удара, скончался султан Махмуд, и на турецкий трон сел его сын Абдул-Меджид. Он немедля переодел на прежний манер остатки армии.
В этой войне Якуб-бей был тяжело ранен. Мехмет-Али приставил к нему французского лекаря, который усердно лечил раненого, головой отвечая за его жизнь. Не прошло и месяца как Якуб-бей снова сел на коня и повел паломников в Мекку. Уже прошли большую половину пути, и однажды во время привала, пройдя между стражниками, которые по двое были выставлены в семи местах, Эмир-хаджи вошел в покои, куда никто не смел войти, и в темноте приметил силуэт мужчины. Эмир поднял светильник и осветил закрытое лицо незваного гостя. Тот встал и, подойдя к Якуб-бею, преклонил перед ним колено.
— Я вспомнил тебя, юноша, — сказал Якуб-бей. — Открой лицо.
— Стоит ли тебе говорить, как дорог нынче Убыхии каждый воин, — произнес гость, пропустив мимо ушей повеление открыть лицо. — Как нужны твои богатства, когда народу не хватает оружия. Забудь обиды, воин, — твоему народу угрожает гибель!
— Я подумаю, — сказал Чу-Якуб. — А ты ступай!
9
Он вспомнил это и проснулся. «Абаджа!» — хотел воскликнуть Чу-Якуб, но не мог издать ни звука.
Карлики, числом не менее десяти, все на одно лицо, мохнатые, рыжие, посверкивая золотистыми глазами, подняли его и понесли. Они несли его осторожно, боясь разбудить. Якуб хотел шевельнуться, но не мог и, успокоившись, удивленно наблюдал за карликами. А они, посверкивая рыжей шерсткой в лунном свете, несли его к обрыву. «Абаджа; вот абаджа и нашли мне дорогу, хотят вывести меня из лесу, — усмехнулся про себя Якуб, — обрыв над пропастью и мог быть той дорогой, которую я искал». Они зыркали золотистыми глазками, очевидно догадываясь, что он уже не спит, а притворяется спящим. Вдруг на самом краю обрыва возник старик с белоснежной бородой по самый пояс. Он вонзил в землю посох и прикрикнул на абаджа, несших к пропасти Якуба. И они, увидев старика, как озорные ученики, застигнутые учителем, бросили наземь Якуба и кинулись врассыпную. Тут же и старик испарился, как испаряется сон, который в первый, миг пробуждения стоит перед глазами.
