Следующие несколько раз, когда он смотрел на Даарука, опыт не повторялся. Тот был занят общением с товарищами. Единственное, что отметил Акенон, — мимолетная надменная улыбка, обращенная к сидевшему перед ним человеку: Оресту.
С тех пор как Пифагор их познакомил, Орест обращался с Акеноном приветливее остальных. Все ученики были довольно сдержанны, и не так-то просто было разгадать, что таится за их вежливостью; тем не менее Орест вел себя более открыто и дружелюбно. Сидя в отдалении, он подливал Акенону воду и протягивал то одно, то другое блюдо с едой. Когда он обращался к Акенону, в его взгляде мелькал потаенный отблеск… можно было бы сказать, умоляющий. Все знали, для чего Пифагор пригласил сыщика, хотя и не говорили об этом, и Орест, казалось, изо всех сил стремился показать, что он невиновен. На самом деле подобное поведение часто указывало на вину, и Акенон в бытность свою стражем порядка непременно это учитывал.
И все же он сомневался, что Орест убийца.
Он привык к тому, что невиновные при общении с властями проявляют все признаки преступников. Причиной было вечное чувство вины, присущее людям с низкой самооценкой. Одного простого взгляда хватало, чтобы они краснели и начинали лепетать, доказывая свою непричастность. Подобная слабость характера не раз приводила невиновных к казни.
«Впрочем, нельзя забывать, что и слабохарактерные люди совершают преступления», — сказал себе Акенон, наблюдая за Орестом.
Следовало избегать поспешных суждений, особенно среди подобных знатоков человеческой природы. Он нахмурился. Ему было неловко, привычная уверенность покинула его. Он догадывался, что все его чувства могут оказаться плодом чужого воздействия, а он и не заметит, что им манипулируют.
Последним из учителей, сидевших справа от Акенона, был Гиппокреонт. После Пифагора он более других соответствовал представлениям Акенона о почтенном мудреце. Почти такой же худой, как Аристомах, с редкими белыми волосами, в которых лишь кое-где попадались серебристые пряди. Акенон не заметил, чтобы на протяжении всего ужина тот хотя бы раз улыбнулся или сказал кому-то чуть больше двух-трех слов. Когда говорил кто-то другой, Гиппокреонт внимательно слушал, а потом медленно кивал, словно обдумывая сказанное.
Вечер в обществе великих учителей прошел без каких-либо происшествий.
* * *
В женской обеденной зале юная Елена Сиракузская прочитала вслух отрывок из сочинения врача Эврифона. Затем Феано встала, привлекая внимание всех учениц. После ужина было принято, что одна из младших читает книгу, а затем кто-то из учителей ее комментирует. Феано слушали с особенным вниманием, потому что ее комментарий неизменно превращался в настоящий урок. Сейчас это впечатление было особенно справедливо, потому что недавно Феано и Дамо выиграли у врача Эврифона публичные дебаты о развитии плода. Все женщины в общине гордились ими.
