Спасая Сталина. Война, сделавшая возможным немыслимый ранее союз | страница 18



Слова Сталина были сильны своей простотой, но один слушатель, военный корреспондент Константин Симонов, обратил особое внимание на то, как говорил вождь. «Он медленно говорил монотонным голосом с сильным грузинским акцентом», – отметил Симонов, позже добавив, что можно было услышать звон стакана, когда Сталин сделал глоток воды. Его голос был низким и мягким, и он мог бы казаться совершенно спокойным, если бы не тяжелое, усталое дыхание и то, что вождь постоянно отпивал воду. Симонов считал, что была некая дисгармония «между ровным голосом [Сталина] и трагической ситуацией, о которой он говорил». В этой дисгармонии Симонов уловил особую силу. «Люди не были удивлены, – сказал он. – Сталин сделал то, чего от него ждали. Не было бравады, просто лидер государства говорил суровую правду, которую нужно было сказать… Люди любили его по-разному – одни беззаветно, другие с оговорками, кто-то восхищался им, но в то же время боялся, а некоторым из слушателей он вообще не нравился. Однако никто не сомневался в его храбрости или железной воле. А сейчас было время, когда эти два качества были необходимы для человека, который стоял у руля… Правда, которую Сталин сказал в тот июльский день, была жесткой и горькой, но, сказав ее, он завоевал доверие своего народа».

Симонов был только наполовину прав относительно того, что сказал Сталин. Самую горькую правду о том, что советская армия, авиация и флот понесли огромные потери, он оставил в тайне[90]. К 10 июля советские войска потеряли на Западном фронте 4799 танков, 1777 истребителей и 341 тысячу солдат[91]. Наблюдая за отступлением Красной армии на восток после битвы за Минск, один советский командир сравнил это с тем, как поток лавы «медленно движется к морю». Он писал: «Некоторые военнослужащие [находились] в грузовиках, у них на плечах болтались устаревшие винтовки. Их форма была изношена и покрыта пылью», а «на их подавленных, изможденных лицах не было улыбок». Другой командир вспоминал, как самолеты люфтваффе кружили над отступающими русскими колоннами, выжидая, когда люди и техника будут двигаться плотным строем по узкому месту, а затем налетали, как хищные птицы. По пути из Минска в начале июля немецкие громкоговорители сообщали отступающим русским, что Германия хочет наградить их за «доблестную» оборону города: дает «двадцать минут, чтобы прикончить комиссаров и жидов».

Спустя несколько дней после захвата Минска начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии