— Ну, ты наговоришь, — нахмурилась Нина, — в общем, Сережа, играю я, и вот кое-что мне нужно от вас дополучить… Дело-то вот в чем… — она полезла в сумочку.
Оказалось, что танцевать Нина будет с козочкой. Так и полагается по Гюго. Такая козочка есть — рожки у нее золотые. Сейчас козочка заканчивает курс наук в уголке Дурова и дней через двадцать будет готова к выходу. Так вот, ее надо отразить в тексте.
— Ниночка, а зачем она вам? ее? А?
— А вы представляете, как обрадуются раненые, когда увидят козочку? — ответила Нина.
— Ты опять рысь заведи, — серьезно посоветовала ей Ленка, — пусть она пляшет! Что там коза? Без рыси ничего не выйдет! же, ей-богу, психованная, как оба эти друга. умываться! — она схватила ее за плечо. — Ой, что это?
Из Нининого жакета вдруг вылез , вскарабкался на плечо, поднялся столбиком и защелкал на Ленку зубами.
Через месяц мне прислали билет на премьеру, но в тот день я опять дежурил, а потом как-то все получалось так, что уж и рецензии у нас появились, а я все не мог вырвать свободного вечера.
Но однажды в редакцию ночью влетел Владимир. Я только что послал материал в машинописное бюро, и у меня оказалась бездна свободного времени — что-то 10–15 минут, и я сидел над стаканом чая и мирно поклевывал носом, — в это время он и влетел.
— Ты спишь? — спросил он удивленно и, подойдя к окну, распахнул его. — А на какая благодать! Вставай, проводи меня. Твоя шинель?
Глаза у него блестели, от него пахло «крымской розой», а вместо галстука чернел бантик-бабочка. Я никогда не видел его таким и поэтому даже перепугался.
— Стой, стой! У меня же работа! Что такое случилось? Э-э, брат, да ты в подпитии! Все сестра просвещает! Здорово! Где же это вы так?..
Он сел и улыбнулся в пространство.
— Я только расстался с Ниной.
— Ну и что же?
Он вдруг вскочил:
— Слушай, — да ведь это талант! ! О ней кричать надо! Что вы пишете: «Молодая талантливая актриса создала образ простой уличной танцовщицы». Ну что это такое? Дай большие заголовки! Подбор! Полосу с ее портретами! Через два года все народные будут перед ней ничто! Когда уносит ее на плече с эшафота, зал ревет! Что ты смеешься? Я говорю — зал стонет.
— Хорошо, что ж, она и танцует, и поет.
— И она танцует, и козочка танцует, и у козочки рожки золотые. Ах, Нина! Я теперь всю ночь не усну! — он вскочил и забегал.
Я посмотрел на него и засмеялся.
— Да ты сядь, не мелькай, —
