Химеры | страница 71
Самый умный русский писатель. Автор лучшего русского романа. Обладал и пользовался абсолютно всеми средствами русского языка (как Шекспир, говорят, – английского).
Только один недостаток. Не умолкал, пока было что сказать. Не останавливал ни фразу, ни период. Не ставил точку, пока не договорит мысль. Всю ее вбивал – ввинчивал – в предложение. Не любил пауз.
Из людей, писавших русскую прозу в девятнадцатом веке, только Салтыкова читали бы мыслители века двадцать второго. Если бы такой век наступил. А он отчасти оттого и не наступит, что некому было читать Салтыкова.
…………………
…………………
И тогда я обернулся и, как мог безмятежно улыбаясь, сказал самому крупному из шедших за мной по пятам дураков:
– Что ты ходишь за мной, как тень отца Гамлета?
За мою не короткую жизнь я всего раза два или три поступил правильно. И это был первый раз. А в остальное время – огромное, вообще-то, – практиковал я главным образом тактику низкого, презренного смиренья. Без всякой, между прочим, выгоды и пользы для себя.
Но ни за что не решился бы я тогда обернуться, если бы не звенел у меня в голове голос Меркуцио – если бы не эти слова: низкое, презренное.
O calm, dishonourable, vile submission!
Холодное, бесчестное смиренье! (Перевод А. Григорьева)
Трусливая, презренная покорность! (Перевод Б. Пастернака)
О подлая, бесчестная покорность! (Перевод А. Радловой)
…………………
…………………
…………………
Такая забава была в 167-й мужской: распинать Христа. В полутемном коридоре человека – того, кто был мной в 1952 году, – два сапиенса постарше и, соответственно, покрупней ставят спиной к стене и к ней же прижимают разведенные руки. А еще один сапиенс берет этого человека за подбородок – и бьет об стену его затылком.
…………………
…………………
…………………
…………………
Тринадцать сотрясений мозга! (За два года насчитала тогда и уверяла меня впоследствии моя мать. Наверное, все-таки меньше.) Я их даже немножко полюбил: не надо было в школу; однажды (наверное, не однажды) купили плитку шоколада; я лежал в постели, и мать читала мне Диккенса: «Жизнь и приключения Николаса Никльби».
…………………
…………………
…………………
Разбитое колено, сломанный нос. Какие пустяки. И даже самый мрачный день – 14 января 53-го – теперь вспоминать почти смешно. Хотя и не смешно.
Эй, однокорытники! Если кто из вас еще жив и если кого иногда, случайно, пощипывает совесть, – не горюйте! Страна боролась с космополитизмом; в частности, вы – со мной. Все нормально. Мне посчастливилось: видать, крепкая была башка. Вам не удалось выбить из меня, как пыль из коврика, – этот самый космополитизм.