…Вот мой смычок. Он тебя заставит поплясать. Черт побери! Пою в один голос!
Через шестьдесят лет одни и те же слова читаешь совсем по-другому. С грустью должен я допустить, что кумир моего детства здесь и сейчас, на этой дощатой площади, не только не прав, но даже и не то чтобы честен. Бесстрашен – это да. Но и то через страницу (я же помню, а теперь и понимаю) окажется, что эта храбрость едва ли не вся состояла из уверенности в своем превосходстве. Но, скажем, Портос – великан, силач, и тоже храбрец, и тоже вспыльчивый – никогда не затеял бы вооруженную ссору совсем без причины. Разозлиться из-за ничтожного пустяка – это сколько угодно. Притворяться, будто разозлен, – даже и для великана слишком дорогое баловство: как ни крути, в настоящую храбрость входит и готовность (или скажем суше: она учитывает – и тут же сбрасывает со счетов, как не самую существенную, – возможность) погибнуть.
А Меркуцио, по-моему, лишь изображает бешенство. Заигрался. Выделывается. Провоцирует. Позер.
С большой неохотой пишу я эти слова. И сейчас же попытаюсь их опровергнуть.
Во-первых, весь этот домик из библиотечных карточек с чернильными попреками моментально обрушивается от дуновения одного-единственного слова.
Молодость.
Ромео старше Париса (называет его мальчиком), Тибальт старше Ромео (обзывает его мальчишкой), Меркуцио, похоже, старше всех – и навряд ли ему больше двадцати лет. Не то для него уже нашлось бы (или сам бы уже нашел) занятие получше, чем слоняться по душным веронским улицам в компании лоботрясов. Окончил (по-моему, да) университет (падуанский? болонский? хотелось бы думать – виттенбергский: на одной скамье с Гамлетом, Розенкранцем, Гильденстерном; староста группы – Горацио, комсорг – Бенволио) – путешествуй. Нет средств (а я подозреваю, что при герцогском дворе он – то же самое, что Тибальт в доме Капулета) – ищи богатую невесту или выгодную службу. Хотя бы дипкурьером. Знатное имя, образован, язык подвешен правильно – нехилая стартовая позиция, доложу я вам. Для четырнадцатого-то века. И потерять ее – и партию – из-за одного нелепого хода уже на старте… Когда б он знал, что так бывает. А он не знал.
Молода, в Саксонии не была. И уже не побывает. Очень глупо. И очень жаль. И остальных тоже: и Р., и Дж., и Париса, и Тибальта. Все они – люди опасного, отчаянно неблагоразумного возраста.
(Борис Пастернак в молодости не знал, как бывает, когда строку диктует чувство. Не то, проговорился однажды, ни за какие коврижки не избрал бы своим поприщем лирическую поэзию, чума на нее.)
