– А о чем же думал? – вдруг спросил тот человек.
Косточкин щелкнул затвором, посмотрел на него. Вообще этот человек, конечно, вроде бы в отцы ему годился, но вежливость все-таки не помешала бы.
– Не важно, – ответил Косточкин.
Мужчина в очках кивнул.
– В том-то и дело, – сказал он. – Отсюда и последствия.
– В смысле? – спросил Косточкин уже против желания.
Ясно было, что мужчина пребывает на какой-то своей волне и лучше не продолжать этот разговор, а уйти. Но тут Косточкин боялся выглядеть перед самим собой малодушным. С какой стати уходить? Нет, он расположится здесь, послушает Эшкрофта, позвонит Марине. Он смотрел на человека в теплом халате кирпичного цвета, то есть плаще, обвисшем и потрепанном, в меховой бурой кепке.
– В бессмыслице, – ответил мужчина. – Раз не важно, то и яйца выеденного не стоит.
«Вы здесь живете, что ли?» – захотелось спросить Косточкину. Но кроме нескольких пустых пивных банок, кирпича, смятой сигаретной пачки и окурков здесь ничего не было. А почему-то этого человека хотелось назвать именно обитателем башни. Как-то он ей соответствовал.
Но вопрос его был другим:
– Как называется эта башня?
– Нет, а как вот это называется? – спросил человек и ткнул пальцем вверх.
Косточкин посмотрел на прореху в крыше.
– Ветром? – предположил он.
Человек трескуче рассмеялся, закашлял.
– Гвоздодером! – воскликнул он и сделал такое ломающее движение руками. – Гвоздодер и лом наш ветер. И я вижу, что какой-то мазурик обогатился еще на три доски. Вот какая чертовщина. Фальшивомонетчики в прошлом. В современности – гвоздодер.
– Так эти доски кто-то ворует?
– Не ворует, а, – заговорил он поучающее, поднимая вверх палец, – забирает. Воруют частную собственность. Или государственную. А историческую – забирают.
– Разве она не принадлежит государству?
– Государству… столько ему всего принадлежит, что многое перестает принадлежать. Смею поинтересоваться: откуда прибыли?
– Из Москвы.
Мужчина кивнул.
– Москвичи любят здесь прогуляться – близко, удобно. Еще немцы. Изредка англичане. Студенты шотландцы – по душу шотландского ротмистра Джорджа, сиречь Юрия, Лермонта, пытавшегося вместе с нашим Шеиным отбить крепость, город.
Косточкин повел плечом, поправил ремень сумки и спросил:
– То есть… как?.. Отец того самого?
Мужчина трескуче рассмеялся.
– Того самого! Верно. Но не отец, он же не Мафусаил какой-нибудь, а шотландец. Век шотландца в те времена был короток, как любого другого, тем более век солдата. Вам сколько?
