Коридор у нас длинный и узкий, вдвоем с трудом разворачиваемся. Под давлением поступающих обстоятельств в лице… в двух лицах работников герполиции я отступал вглубь квартиры. В результате они-то вошли, эти зеленоватые обстоятельства, но я оказался оттесненным от входной двери, и не мог теперь ее затворить.
– Притворите дверцу, пожалуйста, – вежливо попросил я, и тут же обругал себя за малодушную «дверцу». Как бы дверь не обиделась, за что я её так.
Шедший в арьергарде удлиненный в сторону неба дяденька-герострат обернулся и осторожно закрыл дверь. Потом он посмотрел на замок – крутить, не крутить… Мужественный человек, он все-таки запер дверь на замок, понимая, что быстро убежать в случае чего теперь не получится. Это было как в наивном космическом фильме ужасов «Чужой», когда за космонавтом-героем закупориваются люки, а он все бредет да бредет к заезжему чудовищу на растерзание.
Однако, заставив герострата выполнить одну просьбу, я воспрянул духом: вдруг они теперь меня будут слушаться.
– Переобувайтесь, пожалуйста, – повторил я эксперимент с подчинением.
Забавно, но они повелись и на это!
Третьим шагом по приручению представителей власти было всучить им белые тапочки – иных не было, а эти мы с мамой увели в прошлом году из гостишки, когда ездили на море отдыхать на пять дней.
Итак, заходят два милиционера, как раньше их называли, в большую комнату в белых тапочках.
– Чебурахи, – сказал дядя Вадим, забыв слово «геростраты», – Храм пришли поджигать.
Хорошо, что он очень тихо нахамил, потому что заметил белые тапочки. А потом не смог остановиться, и дохамил эти слова до конца. Но геростраты его или не услышали, или у них свои щелчки за ушами перебили дядино хамство.
А я подумал – как странно: их было сейчас двое, но думали-то за дверью трое, я четко слышал! Кажется, один из них был или псих сумасшедший с раздвоением личности, или ловко умел думать за двоих. В любом случае, я решил, что это дяденька. Тетенька была куда симпатичнее, и мне не хотелось думать про нее хуже, чем про дяденьку.
– Здравствуйте, – сказала тетенька, став еще симпатичнее.
Длинный дядя кивнул, мол, и моё вам здрасьте, хоть вы и не заслужили.
– Здравствуйте, – сказала мама, как самая главная, а дядя Вадим решил «не обострять», и промолчал.
Я взглянул на деда. Он выглядел, как двоечник, домой к которому нагрянула классная руководительница. Сейчас она мамке накапает, потом вежливо откажется от чая и свинтит, а деду выпишут по полной, включая временное дистанцирование от компа. Мне даже захотелось им рассказать, что дед уже большой, и толком компом не владеет, его бы пожалеть. Но я благоразумно промолчал в тряпочку. И заслужил этим взрослым молчанием еще один поощрительный щелчок в район ушной раковины. Оказывается, взрослеем мы не только тогда, когда материмся или прём на рожон, но и когда молчим.
