Как было отмечено на заседании Комитета, новый «аттестат» с указанием принадлежности к тайному обществу без знания его «злонамеренной цели» было решено выдавать освобождаемым лицам, «кои принадлежали к первому обществу, основанному Александром Муравьевым (речь идет о Союзе спасения. – П. И.), или к Союзу благоденствия, но по исследованию найдены отставшими и непричастными к обществам, составившимся в 1821-м году после разрушения Союза благоденствия…»[77].
В дальнейшем это решение строго соблюдалось. Вслед за получившими «аттестат» такой формы Ф. Ф. Гагариным и Н. И. Кутузовым им снабдили Н. И. Комарова и членов Союза благоденствия, освобожденных от преследования в марте-апреле 1826 г.: Ф. Г. Кальма, И. М. Юмина, а затем подозревавшихся в участии в более поздних декабристских обществах (эти подозрения, по заключению следователей, не подтвердились) А. В. Семенова и М. Н. Муравьева[78].
Иная ситуация сложилась с прощенными в первые дни расследования. После освобождения они возвращались к службе без документального свидетельства об оправдании (как, впрочем, и о привлечении к делу).
Обстоятельством, характеризующим принципиальное отличие в процедуре освобождения прощенных в первые дни процесса от освобожденных в ходе следствия, является факт подачи одним из «высочайше прощенных» в декабре 1825 г., Петром И. Колошиным, прошения о выдаче ему оправдательного документа и содержание официального ответа на это прошение. В июне 1826 г. Колошин обратился по начальству с просьбой, адресованной Следственному комитету: выдать «какое-либо явное свидетельство», подтверждающее его «невинность», тем более что его фамилия упоминалась в «Донесении Следственной комиссии» наряду с осужденными по процессу. В ответ на прошение последовал отказ, который аргументировался следующим образом: «Отвечать, что как он в Комитет к следствию требован не был, и нет ему аттестата»[79]. Действительно, с формальной стороны это было так. Колошин не допрашивался на заседаниях Комитета ни в качестве обвиняемого (находясь под арестом), ни как свидетель (что можно соотнести со случаями привлекавшихся к допросам без ареста); он был освобожден до начала его регулярных заседаний. Не будучи, строго говоря, привлеченным к расследованию, он не мог претендовать на статус «очищенного» следствием. Фактически положение Колошина, как и других лиц, освобожденных по воле императора в первые дни следствия, определялось тем, что они были «помилованы», прощены и освобождены от самого расследования. В силу такого положения эти лица, в том числе находившиеся под арестом, не наделялись оправдательным документом. Таким образом, с формально-юридической стороны степень их виновности оказалась непроясненной.
