— Да, собственно, ничего особенного — только два своих телефона: служебный, по которому я позвонил вам, и домашний, который я, к сожалению, забыл.
— Что вы говорите? И никак не можете вспомнить? — полнолицый явно посочувствовал мне.
— Никак, — пожал я плечами. — Прямо вот вижу этот листочек с написанными телефонами, только цифры совсем исчезли из головы.
— А тот телефон, по которому звонили сюда, помните?
— Вы, наверное, не поверите, но и его я тоже забыл, — мне стало нехорошо. — Правда.
— А вспомнить сможете? Ну, по порядку, вспоминайте…
— Я вошел в дом…
— Что вы увидели в доме, когда вошли?
— Яблоки…
— А животных? Котов, например?
— Котов я не видел.
— Почему?
— Они не едят яблок. Ведь, правда? Ведь не едят?
— Ладно, ладно, не волнуйтесь, — примирительно сказал он и протянул пачку «Кемела».
Я закурил. Он пододвинул ко мне пепельницу, спрятал «Кемел» в ящик стола и сказал:
— Сделаем так. Вы сейчас пойдете, погуляете, пообедаете, а часика в четыре встретимся на бульваре у памятника адмиралу Макарову.
Я понял, что он проверяет меня, и заметил:
— На Чистопрудном бульваре стоит памятник Грибоедову, на Сретенке — Крупской, на Гоголевском — Гоголю, а памятника Макарову в Москве нет.
— Не волнуйтесь, не волнуйтесь, в Москве пока еще много чего нет.
Я вышел на улицу и оказался напротив Большого театра. Невероятно, подумал я. Вместо зданий на Охотном ряду был ухоженный бульвар, где через каждые пять метров стояли памятники. Я узнал среди них Муция Сцеволу с перевязанной рукой, Карла Великого с соратниками, Робинзона Крузо с козами, Чарльза Дарвина, играющего в пристенок с мальчиками из пещеры Тешик-Таш, Ивана Сусанина, покупающего у китайца компас на Макарьевской ярмарке, Радищева, постамент которого был украшен надписью: «Обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй», Джакомо Казанову с песочными часами в одной руке и кастрюлькой, где варились яйца «в мешочек», в другой, Сперанского в окружении мясистых реформ и тот палец императора Николая Павловича, который вылез за край линейки при проектировании одноименной железной дороги.
Я стал отыскивать среди остальных адмирала Макарова и нашел. Он стоял на берегу моря.
Дабы убедиться, что это именно наш знаменитый флотоводец, я начал читать надпись на памятнике. Из-за него вышел мой полнолицый и спросил:
— Ну, что, вспомнили?
— Нет, — вынужден был признаться я.
— Тогда вся надежда на доктора. Пойдемте.
Мы вернулись в здание на Лубянке, опять прошли по коридору, но на этот раз оказались в длинном и узком зубоврачебном кабинете. Мой спутник запер дверь.
