– Папа, это… правда? – девушка подняла полные боли глаза на отца.
– Пока это точно не доказано, но…
– Продолжай, прошу тебя! – надавила голосом Лиза.
– Но все свидетели говорят одно и то же. Грачёв отпустил экипаж на отдых, словно избавился тем самым от свидетелей, сел в самолёт с какими-то своими знакомыми и улетел. Ходят негласные слухи, что самолёт видели на одном из аэродромов Германии… – Остроумов-старший с болью глядел на дочь.
– Значит, это всё-таки правда… – по щекам девушки потекли слезинки, капнули на платье. – А как же я? А обо мне он подумал?
– А зачем ему о тебе думать? – заторопилась мать. – Он всегда себе на уме был, всё в каких-то облаках витал. Лиза, послушай. Если бы он тебя любил, разве оставил бы одну? Разве бы позволил тебе страдать и мучиться? Да он одной твоей слезинки не стоит!
Родительница обняла дочь, прижала к груди, вытащила из рукава платочек и промокнула дочери глаза.
– Доченька, да ты себе пару гораздо лучше найдёшь! От молодых людей ведь отбоя нет. Возьми хотя бы Алексея. Он давно от тебя без ума. И из хорошей семьи. Дворянин. А ты на него последнее время совершенно внимания не обращаешь. И совершенно зря! Такая отличная пара. Вы бы с ним так хорошо смотрелись вместе…
– Мама, позволь, я к себе пойду. Мне… Подумать нужно… – девушка отстранилась от материнской груди, взяла из рук матери платочек, промокнула глаза и выпрямилась. – Папа, а зачем он к германцам перелетел?
– Не знаю, – Сергей Васильевич нахмурился, замялся, словно раздумывал, говорить или нет.
Дочь чётко уловила эту заминку:
– Папа?
– Не хочу делать преждевременные выводы, это не моё дело, но со слов кое-кого из того же экипажа, незадолго до этого перелёта полковника видели входящим в банк Копенгагена…
– И-и? И что это значит? Подумаешь, банк? – не сообразила сразу Лиза.
– Доченька, даже у твоего отца нет счёта за границей… А тут простой полковник. Неспроста это всё, вот увидите, – и матушка замолчала с весьма многозначительным видом, предоставляя мужу и дочери самим догадаться о несказанном.
– Мама! Серёжа не такой! Он бы никогда себе не позволил ничего предосудительного! Мало ли по каким делам он в этот проклятый банк заходил! Папа, хоть ты скажи?! Папа?
И Остроумов-старший просто склонил голову, опуская глаза и впервые в жизни не зная, что ответить на вопрос дочери…
Дублин
Прошли над городом, посмотрели сверху на замок, на тот самый колледж, который вчера наши так и не смогли взять, и левым разворотом ушли за речку. Снизились над дорогой, распугали повстанцев в стороны, развернулись над домами и сразу же сели прямо у почтамта.
