– Я из морга, – вдруг ответил отец, – я заблудился.
– Как это из морга?
– Я вышел, но там остались мои документы. Я вернулся, но где это?
– Ничего не понимаю, – сказал этот белый халат, взял его под руку и повёл по коридору. А потом всё-таки спросил: – Вы что, встали?
– Я оживел, никого не было, пошёл, а потом решил всё же вернуться, чтобы зафиксировали.
– Чудно, – ответил провожатый.
Они пришли в отделение, но там их встретил матом фельдшер. Отец выслушал все его возражения и спросил:
– И дочь моя здесь, она должна была поступить после операции.
Он назвал фамилию.
– Да нету, нету её! Все мозги проели! Утром искали! Нет её! Всех тут раком поставили! Этот ещё психбольной! Из дурдома сбежал, что ли? Откуда он?
– Там в переходе между корпусами пасся, – ответил белый халат.
– Да вызывай ты охрану, – опять заматерился фельдшер.
– Дайте мне позвонить домой, – попросил отец. – Я вспомнил, я в реанимации лежал на третьем этаже. Память отшибло, я после взрыва на Варшавке сюда попал.
Тут белые халаты замолчали. Взрыв на Варшавке произошёл сутки назад. Его, дрожащего, босого, отвели к столу, где стоял телефон.
Жена взяла трубку и тут же стала рыдать:
– Ты! Ты! Где ты бродишь! Её труп увезли, мы не знаем куда! А ты шляешься! И ни копейки в доме! Даже на такси не могли найти! Ты забрал, да?
– Я, я был без сознания, попал в больницу в реанимацию…
– Где, в какую?
– В ту же, где была она…
– А где она? Где? – выла жена.
– Я не знаю, я сам не знаю. Я совсем раздетый, привези мне всё. Стою тут в морге босиком. Это какой номер больницы?
– А что тебя туда понесло, ничего не понимаю, – продолжала рыдать жена.
Он дал трубку белому халату. Тот спокойно, как ни в чём не бывало, сообщил адрес и повесил трубку.
Фельдшер принёс ему халат и какие-то стоптанные, корявые тапки, пожалел, видимо, живого человека, и отправил к посту охраны.
Туда приехали жена и тёща с распухшими, похожими старыми лицами, одели его, обули, обняли, наконец выслушали, счастливо плача, и все вместе стали ждать на диванчике, потому что им сказали, что их девочке сделали операцию, и она в реанимации, и что положение средней тяжести.
Через две недели она уже начала ходить, отец водил её гулять по коридорам и всё время повторял, что она была жива после взрыва, это просто шок, шок. Никто не заметил, а ему сразу стало ясно.
Правда, он молчал насчёт того сырого человеческого сердца, которое ему пришлось съесть, чтобы его не съела она. Но ведь то же было во сне, а во сне не считается…
