Эта встреча положила начало нашей дружбе с Джорджем Гершвином. Мы так и не стали настоящими друзьями, в том смысле, в каком ими были его друзья Билл Дэйли, Оскар Левант и Джордж Паллей. Но мы часто встречались по разным поводам, и я, не без основания, полагаю, всегда испытывали друг к другу очень теплые чувства. Наверное, та разница в возрасте, которая нас разделяла, а с ней и разница в жизненном опыте делали невозможными более близкие отношения.
Начиная с этой первой встречи я многое узнал о Гершвине. Если мне не изменяет память, это интервью длилось довольно долго, наверное, больше часа. Гершвин рассказал мне о своих надеждах стать популярным, настоящим, а не просто преуспевающим и известным музыкантом и что жанр американской легкой музыки является очень важным даже для серьезного композитора; что эстрадная песня, написанная музыкантом, который прекрасно владеет всеми приемами композиции, может стать значительным произведением.
Это интервью, так же как и совершенно свежий взгляд Джорджа Гершвина на проблему американской популярной музыки, в сочетании с его верой в ее творческий потенциал, вдохновили меня написать статью о нем, которую я назвал "Король джаза". Между прочим, это была первая статья, за которую я получил гонорар. Я до сих пор помню первую строку. Статья начиналась так: "Хороший джаз звучит как Гершвин. Весь остальной джаз звучит как черт знает что". Таким образом, можно сказать, что моя карьера профессионального литератора, пишущего о музыке, началась с этой небольшой статьи о Гершвине.
Человек исключительно деликатный, внимательный и щедрый на похвалу, он сразу же прислал мне короткое письмо с благодарностью. К сожалению, письмо это давно потеряно, но я смутно помню кое-что из того, что в нем было написано. Я был бы не человеком, заметил он, если бы остался равнодушным к похвалам. И добавил что-то вроде:
"Когда-нибудь я надеюсь оправдать все то, что Вы обо мне написали".
С тех пор имя Гершвина встало в один ряд со святыми для меня именами Баха и Бетховена, Брамса и Вагнера, Моцарта и Шуберта, Рихарда Штрауса, Дебюсси и Стравинского. Начиная с первого исполнения в 1924 году "Рапсодии в голубых тонах" (Rhapsody in Blue) я присутствовал на всех (за небольшим исключением) мировых премьерах основных произведений Гершвина. (Билеты на эту премьеру достал мне Гершвин. Я запомнил это не случайно: в те годы на какие бы концерты я ни покупал билеты, я мог позволить себе купить лишь самые дешевые места. "Рапсодию в голубых тонах" я слушал, сидя в первых рядах партера.)
