* * *
Папа Орландо стал как-то стираться в моей памяти. Я помню лишь его улыбку. Она давно существует сама по себе, словно улыбка чеширского кота.
Богиня Медицина вынуждена была закрыть свой храм консультаций, потому что бородатые почему-то запретили врачам ремонтировать сердца в своих собственных мастерских. Это теперь называлось частным предпринимательством, и заниматься этим, как прежде, не разрешалось. Запрещено было также продавать на улице рубашки. Я сама видела, как возле нашего дома полицейские арестовали продавца рубашек. Теперь я никогда не выходила с Татой в старый город, чтобы там, под арками, купить засахаренных цыплят, свежих фруктов или мороженого. Теперь ничего этого не было, потому что и цыплята, и фрукты, и мороженое превратились вдруг в частное предпринимательство. В эти невеселые дни у доктора Орландо стали трястись руки: он вдруг все потерял. Даже сердце Феи больше ему не принадлежало.
А глаза моей старшей сестры Натали становились еще больше от горя, потому что от печали и безответной любви к маме Нати умирал ее папа Орландо.
Во время нашей последней встречи он дал мне ключ:
— Возьми это и перестань плакать. Это ключ от комнаты с лампами, где спит мадам Медицина. Заботься о ней, и, быть может, настанет день, когда эта дама вновь проснется.
В это время Фидель часто появлялся в нашем доме. Он всегда приходил рано утром. За несколько секунд до его появления раздавались звуки тормозящих джипов, а затем был слышен шум его шагов. Иногда он приходил один, иногда — в сопровождении Грустной Бороды или Рыжей Бороды.
Тата не любила открывать дверь Фиделю. А когда ей приходилось доставать меня из кроватки и нести в салон, моя черная ванильно-коричная статуя недовольно ворчала.
Фидель очень плохо вел себя с Чучей, Феей Натикой и Татой Мерседес. И это мне не нравилось. Но именно Фидель, и никто другой, выиграл схватку с тираном Батистой, этим страшным демоном. Он, как Святой Георгий, победил дракона.
Лицо Батисты всегда было покрыто волдырями. А жена этого тирана, наверное, почти всегда была беременна. А может быть, она постепенно превращалась в гигантское существо.
— Теперь, когда Батиста сбежал, его мерзкие полицейские ищейки больше не явятся к нам ночью с обыском, — говорила Натали.
А мне нравились полицейские. Они всегда восхищались моей легионерской кепи. А когда я их просила говорить чуточку потише, они всегда выполняли мою просьбу. Они не прожигали сигарами чехлы на диване, не наполняли зловонным дымом гостиную и не оставляли после себя тонны пепла.
