Все вышеизложенные соображения сыграли значительную роль в определении тематики данной работы, посвященной такому специфическому институту афинской демократии, как остракизм. Нами руководили, в частности, следующие мотивы. С одной стороны, мы видим здесь возможность внести определенный вклад в исследование институциональной стороны политической жизни афинского полиса V в. до н. э., тем более что, хотя остракизм и достаточно активно изучался в мировой антиковедческой литературе, очень многие аспекты его истории и процедуры и по сей день остаются дискуссионными и недостаточно ясными (а в отечественной историографии феномен остракизма вообще почти не исследовался). С другой стороны, это еще и возможность погрузиться, так сказать, в самую среду политической борьбы в Афинах рассматриваемого периода, со всем свойственным ей кипением страстей, переплетением интересов, высоким накалом внутриполитического конфликта. Ведь остракизм играл весьма большую роль в этой политической борьбе, развертывавшейся в афинском полисе. Можно без преувеличения сказать, что «под знаком остракизма» прошел целый большой (и исключительно важный) исторический период, почти совпадающий с хронологическими границами V в. Соответственно, при изучении такого института, как остракизм, постоянно придется обращаться к неинституциональным факторам: к столкновениям различных группировок, к взаимоотношениям политической элиты и массы демоса, к механизмам проявления и формирования общественного мнения в демократическом полисе. Остракизм можно и должно исследовать именно так: на стыке «институционального» и «неинституционального» подходов, конституционной истории и истории политических процессов, в контексте всей общественной жизни.
Слово «остракизм», первоначально являвшееся техническим термином с четко очерченным значением, со временем (уже к концу античной эпохи) утратило свою терминологичность. Его употребление у поздних авторов стало куда более широким и расплывчатым, что еще более усугубилось в византийскую эпоху. Не считая ученых эрудитов-лексикографов, старавшихся дать по возможности точное определение остракизма, у подавляющего большинства писателей этого времени слова «остракизм» и «изгнание, ссылка» выступали уже фактически как полные синонимы. Такое положение дел сохранилось и по сей день. Слово «остракизм», употребительное во многих современных языках, совершенно утратило в повседневном обиходе свою специфику и чаще всего объясняется словарями просто как «изгнание, гонение»
