. Дело, однако, в другом. Даже критикуя их построения, оппоненты отмечали, что их появление имело свою объективную причину, а именно неясности и противоречия, существующие в традиционной хронологической схеме. Коль скоро возможны такого рода гипотезы (а ведь в их пользу авторами приводятся многочисленные доводы, и некоторые из этих доводов заставляют задуматься), коль скоро, повторим, возможны — пусть чисто теоретически — расхождения в датировках на 50 и более лет, о какой точности в 10 лет можно говорить?!
[136]Остальные доводы, приводимые сторонниками датировки острака с Керамика 470-ми гг. до н. э., представляются еще менее убедительными. Большинство их связано с появлением на этих острака имен тех или иных афинских граждан или другой информации. Так, отмечалось, что в рассматриваемой группе памятников весьма велика доля экземпляров, направленных против Фемистокла; нередко встречается на них и имя Кимона. Отсюда вытекает примерно следующий ход мыслей: Фемистокл был изгнан остракизмом отнюдь не в 480-х, а в 470-х гг. до н. э.; следовательно, к этому времени должны относиться и его остраконы. Кимон же в 480-х гг. был еще попросту слишком молод, чтобы выступать в качестве «кандидата» на изгнание остракизмом. Никак не можем согласиться ни с тем, ни с другим. Фемистокл уже до вторжения Ксеркса был одним из активнейших участников внутриполитической борьбы в Афинах. Остракизмом в этот период он действительно не изгонялся, но, подвергая его угрозе своих противников, постоянно подвергался той же угрозе и сам. Об этом нам и раньше приходилось писать[137], и в рамках данной работы придется еще подробно останавливаться (гл. IV, п. 2). Несколько сложнее проблема Кимона, который в 480-х гг. действительно был еще молодым человеком, не достигшим тридцатилетия. Но Кимон, выходец из знатнейшего рода Филаидов, сын марафонского победителя Мильтиада, занимал в афинском полисе особое положение. После бесславной смерти отца и перипетий, связанных с уплатой оставшегося после него огромного штрафа, Кимон, несмотря на свою молодость, был, судя по всему, прекрасно известен согражданам, более того, по словам Плутарха (Cim. 4), «пользовался в городе дурной славой». В складывании этой негативной репутации сыграли роль несколько обстоятельств. В частности, на Кимона переносилась неприязнь, которую многие афиняне испытывали к Мильтиаду, по их мнению, чрезмерно «вознесшемуся» и которая усугублялась твердой уверенностью греков рассматриваемой эпохи в ответственности потомков за деяния предков
