Я думаю, что мы постоянно искали, чем бы себя развлечь, потому что во Флоренции практически нечем было заняться. Это был мертвый каменный город XV века, музей под открытым небом, поддерживаемый, как и Венеция, в этом состоянии во благо туристов. Жизнь была ленивой и неспешной, особенно для студента университета, которым я числился в то время. Частенько студенты из лучших семей бездельничали лет до двадцати семи, немножко чему-то учились, а потом женились и вели еще более скучную и размеренную жизнь джентльмена из общества. Такое будущее предстояло и мне, если бы я остался во Флоренции.
Ближе к вечеру, если позволяла погода, я отправлялся в теннисный клуб и проводил там пару часов. Я начал играть недавно, но уже слыл в клубе хорошим игроком. Первые уроки тенниса я получил на каникулах в Форте-деи-Марми, когда мне было шестнадцать. В то лето моей подружкой была американка Бейби Чалмерс, пышущая здоровьем блондинка, любительница морских прогулок. Мы с ней уплывали в море на маленькой лодочке pattino, которые туристы считают такими живописными, но они могут служить и вполне практическим целям. Мы с Бейби забирались подальше от берега, укрываясь от посторонних глаз. И все шло прекрасно, пока однажды я не обнаружил покачивающуюся неподалеку на волнах мать моей подружки, миссис Чалмерс, которая решила нас проконтролировать.
Бейби Чалмерс была типичной американкой, очень спортивной и очень красивой. Однажды мы с ней гуляли в pineta — сосновом бору — и набрели на теннисный корт. Хозяин корта, Франчесчи, был на месте, и Бейби захотела сыграть с ним партию. Я наблюдал за их игрой, а потом Франчесчи пригласил нас на турнир в Виареджио. Этот турнир решил для меня все. Я вспомнил, в какой восторг пришел от тенниса — самого элегантного вида спорта — еще в Довиле. Я просто обязан был стать теннисистом. И я сказал об этом маме. Она тут же купила Жижи и мне по ракетке и взяла нам опытного немецкого тренера.
По правде сказать, мы выучились игре сами, тренируясь по нескольку часов в день. И результаты не заставили себя ждать: уже через год мы принимали участие в турнирах. Мама была очень довольна и говорила: «Нужен смокинг и ракетка, чтобы стала жизнь конфеткой».
Но старых афоризмов на все случаи жизни не хватало. В ее собственном бизнесе возникли серьезные проблемы, и стало очевидно, что в наследство она сможет оставить нам только свою мудрость. Отчасти это фиаско было не ее виной. В результате обвала американской фондовой биржи в 1929 году многие мамины клиенты потеряли свои состояния, и поток туристов сильно сократился. Но и себя ей было в чем винить: бизнесвумен из мамы была никудышная, легкомысленная, излишне доверчивая. Особенно не следовало доверять бухгалтеру, который однажды просто исчез со всей бухгалтерией. Бизнес не то чтобы рухнул в одночасье, скорее он плавно, но неуклонно скользил вниз, как перышко в потоке воздуха. Виллы пришлось продать. Мы снова переехали в занимавшую треть дома квартиру, обставленную мебелью пятнадцатого и шестнадцатого веков. Американцы сочли бы ее экстравагантной. Мы продолжали хорошо одеваться (итальянцы все равно никогда не оплачивают счета своих портных, и эта традиция впоследствии дорого мне обойдется). Мы продолжали считать себя богатыми людьми и представали в этом образе перед окружающими. Но маме все-таки пришлось признать поражение, чем она нас несказанно удивила, потому что это было совершенно не в ее характере. Произошло все на вокзале, когда мы собирались ехать в Форте-деи-Марми. Мама сказала: «Все кончено. Бизнеса больше нет. Отныне, мальчики, вам придется зарабатывать на жизнь самим».
