Мадемуазель скульптор | страница 25



Мсье Этьен сел со мной рядом на диван и непринужденно взял за руку.

— Думаешь, Мари, мы не оскандалимся?

Улыбнулась:

— Нет, конечно. Это Провидение нас ведет за Собой. Чувствуете Его волю?

Он вздохнул тяжело:

— Я не знаю. Но события выстраиваются в некий стройный ряд — ты не веришь, а они складываются… Словно кто-то Высший помогает нам.

— Отчего «кто-то»? Он и есть — Высший, Абсолют. Все уже записано на скрижалях. «Памятник Петру в Петербурге должен изваять Фальконе». Вам с пеленок это предначертано, и судьба ваша только к этому и ведется.

Посмотрел на меня пристально:

— Все записано на скрижалях? Мы не в праве что-то изменить?

— А зачем менять, если это воля Господня?

— Наша встреча с тобой — тоже воля Господня?

— Безусловно. Божья воля на все. Вы поедете в Петербург и возьмете меня с собой. Я вам помогу в чем-то очень важном. Все взаимосвязано.

Отпустив мою руку, он провел ею по своим прикрытым глазам, будто бы стараясь избавиться от какого-то наваждения. Тихо произнес:

— Бог… Судьба… Я страшусь этих громких слов. «Не поминай имя Господа всуе…» Но, наверное, ты права…

Я проговорила:

— Полно сомневаться, мсье. Будем твердыми, чтобы встретить испытания во всеоружии. Как говорится, нас ждут великие дела.

Рассмеявшись, весело ущипнул меня за щечку:

— Ах, ты моя маленькая Пифия!

Я ответила ему в тон:

— Или Кассандра?

— Нет, пророчествам Кассандры никто не верил, что и погубило Трою.

— Хорошо, пусть будет Пифия.

Глава четвертая

В ПУТЬ-ДОРОГУ

1

Д ело, конечно, двигалось к поездке, только очень медленно. Несколько месяцев ушло на согласование пунктов договора. Князь Голицын предложил Фальконе триста тысяч ливров за все про все, мой же бессребреник мэтр отказался категорически: дескать, это несусветная сумма, он согласен на двести. Нет, вы видели другого такого, прости Господи, болвана? Люди готовы заплатить больше, а ему совестно, видите ли, брать лишнее. Уникум! Впрочем, может быть, именно таким он мне и приглянулся? И другого мужчину я уже полюбить не смогла бы?

Несомненно: я любила Фальконе. Неосознанно вначале, просто потянулась душой, как росток протягивает листья к солнцу, — Фальконе и был этим солнцем, озарившим мою тогда сумрачную жизнь. А потом осознала, что жить без него больше не могу. Понимала: он на мне не женится, побоится разницы лет и вообще не захочет новой семьи после неудачи с первой; понимала, что мои мечты о принце-муже и о выводке детей никогда с ним не сбудутся; но, любя его, именно его, не хотела больше думать о несбыточном. Значит, Бог так решил. Бог определил меня в помощники к великому человеку. И благодаря в том числе и мне он придет к бессмертной славе. И благодаря ему я приду к бессмертной славе тоже.