Франсуа-Ноэль Бабёф (1760–1797), вожак нарождавшегося французского пролетариата, был большим почитателем Ванини. В одной из его рукописей, исследованной советским ученым В. М. Далиным, записана краткая биография Ванини (в ней, в частности, сказано, что Ванини был сожжен живым). Бабёф знал о внимании Вольтера к творчеству великого итальянского вольнодумца. В своей библиотеке Бабёф имел редкий экземпляр «Амфитеатра» Джулио Ванини и нередко обращался к нему. Он уточнял переводы Вольтера из этой книги и делал свои, приближающие французский текст к латинскому оригиналу Ванини. «Несколько лет назад, — рассказывает Бабёф в этой рукописи, — один из моих друзей попросил меня предоставить на время текст Ванини и перевод Вольтера, чтобы показать их архиепископам Нарбоннскому (Диллону) и Эксскому (Буажелену). Они сказали ему, что это — настоящая галиматья. Было бы странным, если бы Вольтер взял на себя труд переводить галиматью, тем более, что перевод был очень трудным. Но он был поэтом, гением, и он увидел лучше епископов, что в стремлении получить какое-либо представление о невидимом и непостижимом существе, управляющем вселенной, Ванини пошел дальше, чем чей-либо человеческий разум». В этом отрывке все представляется крайне интересным: и то, что в бурные годы великой французской буржуазной революции к Ванини обращаются деятели революции и их противники — князья церкви; и то, что Ванини становится в эти годы ниспровержения феодальных порядков объектом идеологических споров; и то, что коммунист-утопист Бабёф понимает Ванини правильнее, чем Вольтер, и по заслугам оценивает великого итальянского атеиста.
Интересна также оценка, которую дает Ванини философ и публицист Сильвен Марешаль (1750–1803), соратник Бабёфа по «Заговору равных». В своем «Словаре древних и новых атеистов», вышедшем в 1800 году, он писал о Ванини: «После долгих колебаний и сомнений он пришел к выводу, что бога не существует».
В XIX в. взгляды на творчество Ванини претерпели существенные изменения. Интересны в этом отношении труды крупнейшего немецкого философа-идеалиста Гегеля (1770–1831). Он относил Ванини к деятелям эпохи Возрождения, отмечая их горячее влечение к мыслительному познанию глубочайших и конкретных явлений, хотя бесконечная фантастика, дикое воображение, погоня за сокровенными астрологическими, геометрическими и другими знаниями помутила у них чистоту этого настроения. Они чувствовали в себе, — говорит Гегель, — неодолимое влечение добыть сущность вещей своими собственными силами. Это были люди с кипучей натурой, с беспокойным, диким характером, полным энтузиазма, мешавшего им достигнуть научного спокойствия. Эту общую характеристику Гегель относил и к Ванини, которого он именует Юлием Цезарем. Гегель ставил его в один ряд с Кардано, Помпонацци, Бруно. «Ум Ванини, — считал Гегель, — получил импульс главным образом от оригинального мышления Кардана». «В его лице мы видим восстание разума, философствования против теологии». Гегель допускает некоторую натяжку, продлевая эпоху Возрождения до второго десятилетия XVII в., но правильно подчеркивает связь философии Ванини с лучшими традициями этой эпохи, определяет ее сложность и противоречивость. Если Гегель и не приходит к четкому определению философии Ванини как атеистической, он все же говорит, что «сожгли Ванини на костре, как атеиста»
