Мы пошли молча. Потом Саша вдруг сказал:
— А правда, что бы это могло быть?
— Лягушка, — выпалил я, — вот увидишь, — лягушка.
— Дурак; лягушки как будто в декабре не бывают. Забыл.
Саша расхохотался и повторял:
— Лягушка в декабре…
— Ах да…
Мне стало неприятно, что я при Саше так запарился. Хотя мы и приятели, но Саша любит иногда посмеяться, если я скажу что-нибудь не так.
— Наверно мышь в клетке, — проговорил я тихонько.
— Вот это может быть… Но нет… Я думаю, что у них что-нибудь другое… А, впрочем, это меня совсем не интересует.
Вот врет, ведь знаю, что интересует…
Два дня ходили Гонский и Бранд с таинственным видом, а вчера мы все узнали… У него нож. Обыкновенный финский нож с отломанным краем. Сначала он держал его на уроках в парте, а теперь засунул за пояс штанов под рубашку и так носит.
Бранд не отходит от Гонского ни на минуту. Они стали страшными приятелями.
Как только кто-то из ребят пронюхал, что у Гонского нож, об этом разнеслось по всему классу.
— Нож, настоящий нож, я сам видел, — говорил Витя и делал страшные глаза.
Один передавал другому и скоро все об этом узнали. Узнала и Марья Петровна.
Девчонки пищали, говорили, что они боятся, и смотрели на Гонского и Бранда так, как будто они были атаманы разбойников.
Мы с Сашей подошли к Гонскому и попросили показать нож. Он с важным видом поднял рубаху. За поясом у него действительно торчала финка.
— Теперь этому жиденку достанется, пускай придет только, — сказал Бранд, вертевшийся тут же. — Да и Витьке вашему не сдобровать.
— Ты не лезь, Бранд, — громко крикнул Саша, — не забудь, что тебя чуть не исключили из школы.
— Наплевать, — фыркнул Бранд.
— Брось, — крикнул ему Гонский, и они отошли.
А у нас разговоров об этом было, разговоров…
— Как бы этот идиот в самом деле не выкинул чего с Рейзиным, когда он придет в школу, — сказал Иванов, когда узнал о ноже.
— Да он до каникул уже не придет, — сказал я.
20 декабря.
Два дня у нас только и разговоров было — о ноже.
— А зачем тебе нож? — спросил Иванов у Гонского.
— Буду защищаться… Никто ко мне лезть не посмеет… А захочу — сам нападу… Вот Бранд говорит, что тут у вас Рейзин есть; его стоит пощупать…
Иванов сказал нам на большой перемене, что сегодня он хорошенько обдумает, а завтра скажет Марье Петровне, чтобы Гонского заставили отдать нож или оставить его дома.
— Пускай называют ябедой, чорт с ними, — сказал он.
На четвертом уроке вдруг входит в класс Петрон. У нас было объяснительное чтение.
